После серии взрывов в подземных коридорах несколько дней стояла едкая пыль. Нечем было дышать. Потом к пыли примешался дым. Мы долго не могли обнаружить, откуда он просачивался. Дым разъедал глаза, вызывал удушье, кашель Позже мы выяснили, что гитлеровцы в нескольких местах пропустили сквозь щели резиновые шланги и компрессорами нагнетают дым в каменоломни.
И это не помогло. Подземные бойцы продолжали войну. Правда, нас в живых осталась горстка, а боеспособных и того меньше. Я пока еще мог держать в руках оружие. Поэтому на меня и пал черед возглавить разведывательную группу.
Глава 3. Разведка
Полковник Верушкин достает что-то из кармана. Наклоняется к моей банке, сыплет из мешочка белый песок.
Федор Алексеевич, зачем?
Ладно, ладно отстраняет он мою руку. Я сберег немного для вас. Подкрепляйтесь, вам сейчас нужно сил накопить, а я обойдусь.
Белов тоже протестует, решительно отказывается взять у полковника порцию сахара. Он сидя глотает кипяток, приговаривая:
Хорош чаек, только закусить нечем.
Белов человек веселый, звонкоголосый, но с тех пор, как мы перешли на один чай, и он притих. Иссяк запас прибауток и анекдотов, исчез куда-то смех. Руки его бессильно болтаются, живот запал, грудь ввалилась. Но сегодня в связи с предстоящей вылазкой у Белова поднялось настроение, пробует даже шутить.
Возвратимся из разведки, товарищ полковник, и я вам принесу, знаете что? Окорок, буханку белого хлеба и бутылку «Масандры»
При этих словах я ощущаю ароматный до головокружения запах свежевыпеченного хлеба. Прикрываю глаза и вижу мою старую мать. Какой вкусный хлеб умеет она печь! Последнее время меня все чаще преследует странное ощущение: мне кажется, что я никогда уже не смогу насытиться. Видимо, длительное недоедание до болезненности обостряет воображение.
Верушкин устраивается поудобнее возле огня.
Ты лучше прихлопни десяток фрицев, напутствует он старшего лейтенанта. А хлеб и окорок отдашь девушкам. Мне не надо, я выдержу
И вдруг меня будто кольнуло в сердце. Как же я в суматохе и беготне забыл проведать наших врачей! Наших милых, добрых, заботливых. Их у нас пятеро. Накануне боев у Владиславовки они прибыли к нам из Краснодара. Только-только
закончили медицинский институт. Подтянутые, начищенные, в пилотках, которые так кокетливо сидели на головах.
В тот день, когда начальник госпиталя Асеев лечил мою ногу, я познакомился с одной из них Валей. От нее узнал, при каких обстоятельствах пятеро молодых врачей очутились в каменоломнях.
С Валей мы часто встречались. Я узнавал ее голос даже в темноте. По утрам она приходила на склад и получала продукты для раненых. Не зная действительного положения с продовольствием, она выпрашивала у кладовщика лишнюю крупицу для больных.
Я не для себя, честное слово, раненный лейтенант просит есть
Точно родная дочь была для меня Валя. Она вдохновенно рассказывала о Краснодаре очень любила свой город. Приглашала в гости после войны. Я долго хранил ее адрес, но впоследствии вынужден был уничтожить блокнот.
Раненые сердечно относились к Вале и ее подругам. Проходя мимо госпиталя, я нередко слышал:
Доктора Валю позовите, доктора Валю
Но длительный голод сделал свое дело. Четверо девушек слегли сразу. Валя некоторое время крепилась. Ухаживала за ранеными, подавала им сахар и воду. Потом и она слегла и уже больше не подымалась. В последний раз я упрашивал ее выпить чаю, но она отказалась. Просила только навещать ее обязательно.
Двести метров бреду целое столетие. Поднимаю полог, держа впереди себя лучину. При виде моей тощей длинной фигуры с огнивом в руке Валя испугалась. Широко открыла глаза и, как мне показалось, беззвучно вскрикнула.
Это я, Валюша, не пугайтесь.
Она не пошевелилась. Четыре одеяла, под которыми лежали Валины подруги, тоже не шевелились. И сейчас, спустя много лет, не берусь утверждать, теплилась ли под ними жизнь.
Я знала, что вы не забудете меня, обрадовалась девушка.
Говорить ей было трудно, она поминутно умолкала, чтобы набраться сил для очередной фразы.
У меня к вам просьба, Андрей Иоанникиевич, продолжала Валя, вынесите меня отсюда. К амбразуре. У меня нет сил добраться туда А я так хочу увидеть солнце, хоть разочек И потом мне тут страшно. Крысы
Я глядел на Валю, не зная, что ей ответить, чем помочь, как успокоить. Потом сказал:
Утром вас всех заберут отсюда. А сейчас я иду туда, наверх. Скоро увидимся. Крепитесь, Валюша!
Но девушка, кажется, не слышала меня. Я укрыл ее одеялом и вышел. Когда я вернулся в свою штольню, разведчики уже подвешивали гранаты, осматривали наганы. Нас семь человек Белов, я, трое пехотинцев, танкист и минометчик. Верушкин напутствует меня:
Продвигайтесь только ночью, по возможности в драки не вступайте.
Ясно, товарищ полковник.
Итак до встречи!
Верушкин обнимает поочередно всех, но провожать не вдет. До выхода далековато, а силы надо беречь. Каждый шаг стоит энергии.
Шестерка гуськом шагает за мной. По нашим данным, ход, которым предстоит выбраться на поверхность, не известен врагу. Он почти отвесный, к тому же плотно заложен камнями. Вскарабкаться наверх не так-то просто, но нас радует мысль, что поблизости нет противника.