А вот за что ругали и за что хвалят, и кто именно хвалит, что немаловажно, я запамятовал.
Вот, пожалуй, и все, что навскидку пришло мне в голову об этом историческом времени.
Позже, на трезвую голову, я вспомнил еще кое-какие факты, дополнившие и запутавшие общую картину. Любимец нашего официоза А. С. Пушкин любил упоминать, что он сталкивался с тремя царями.
Первый побранил его няньку за то, что она не сняла перед царем с младенца Саши картуз.
Поэт родился летом 1799 года, картуз он мог носить года в два. Тогда получается, что убили Павла не раньше 1802 года, а это не совмещается с Аустерлицем. Я еще припомнил довольно известную повесть Тынянова «Поручик Киже», в которой император был изображен полным самодуром. Хвалить же его начали за реформы, которые будто бы раньше не смогли оценить У меня такая возможность появилась.
Значит июнь 1799 года, повторил я. А число какое?
Двенадцатого дня.
«Ишь, ты, значит, Пушкин уже родился», подумал я про себя, а у Антона Ивановича спросил:
Вы в Петербурге бывали?
Что значит, бывал, удивленно ответил он, я же служу в лейб-гвардии.
Простите, запамятовал, вы случайно не знаете такого поэта, Василия Львовича Пушкина? Он написал известное стихотворение «Опасный сосед».
Не слышал, я из Пушкиных хорошо знаю только нашего полкового майора Сергея Львовича, может, поэт его брат? Серж, кстати, и сам стишатами балуется.
Так вы знакомы с Сергеем Львовичем Пушкиным! Так, может быть, и жену его знаете?
Надежду Осиповну? Как же-с, на свадьбе их был, и на балах встречались. Очень, я вам скажу, интересная дама, хотя и смугла лицом. Их род, знаете ли, из арапов.
Слышал, подтвердил я, она внучка Абрам Петровича Ганнибала.
Антон Иванович подмигнул мне левым глазом и удовлетворенно рассмеялся.
Ну, вот, государь мой, вы и проговорились. Все-то и всех-то вы знаете, а давеча пугали, что мой потомок.
Не пугал я вас, Антон Иванович, а говорил чистую правду. Про Пушкиных же знаю
потому, что этим летом Надежда Осиповна родит великого русского поэта. Я многих ваших современников через него знаю. Это цари и правители думают, что они самые крутые, а на самом деле шекспиры и ньютоны покруче будут. Вы про таких великих людей слышали?
Доводилось.
А при каких они царях-королях жили, знаете?
Антон Иванович смутился и пожал плечами.
Вот видите. Поэту Пушкину нынче двести лет. То есть не в этом году, конечно, он пока только должен родиться, а в том году, из которого я попал сюда. Про него много передач по телевизору ну, в общем, говорят много. Давайте-ка лучше выпьем за здоровье Надежды Осиповны, хоть и стерва она порядочная.
И это известно?! поразился предок. Через двести-то лет?! А что про меня у вас говорят?
Про вас только хорошее, успокоил я.
Антон Иванович заулыбался и, после принятия очередного лафитника, перевел разговор на другую тему:
Очень у тебя, сродственник, платье странное, перейдя на «ты», сказал он. Опять же табак и кресало чудные. Однако то, что ты говоришь, более на сказки аглицкого писателя Джона Свифта походит.
При чем тут Свифт, возразил я, он фантазии описывал, а я доказать могу. Вот ты говоришь: «французское платье»! Сколько лет ваш Павел французов в Россию не пускает? Года три. Правильно? По-твоему, французы такие башмаки за это время придумали?
Я снял с ноги кроссовку и подал ему. Антон Иванович придирчиво ее рассмотрел и, немного лукавя, сказал:
Точно, аглицкая работа, такие в Гостином дворе продают, сам видел.
Ладно, не сдался я, сейчас другое покажу, чего в Гостином пока нет.
Я обулся и сходил за рюкзаком.
Такие рюкзаки в Гостином дворе продают?
Продают и получше. А твоему ранцу красная цена пять рублей ассигнациями.
А этому какая цена? ехидно поинтересовался я, вытаскивая бутылку кристалловской водки.
Антон Иванович открыл, было, рот, но говорить раздумал. Он взял в руку бутылку и долго ее рассматривал. Изучив все, от этикетки до бандероли, поставил на стол.
Языка что-то не пойму, растеряно сказал он, вижу, что славянский, но ни смысла не разумею, ни орфографии. Многих букв не хватает.
Все правильно, успокоил я его, за два века язык немного поменялся, ты лучше пробку посмотри, видал ты такие пробки? Я свинтил пробку и разлил зелье. А водку ты такую пивал?
Нет, наконец честно признал Антон Иванович, осушив рюмку, такой не пивал.
Мы несколько минут просидели молча, к огорчению Марьи, которая, ничего не понимая, очень веселилась от наших разговоров.
А ты точно мой потомок?
Точно, не очень кривя душой, подтвердил я. Слишком очевидна была наша встреча, да и во внешности было заметное сходство.
Ну, тогда со знакомством! торжественно провозгласил предок, и мы расцеловались.
Воспользовавшись изменением диспозиции, Марья расхохоталась и, кося на барина своим бесовским глазом, решилась наконец обратить на себя внимание:
А что, не кликнуть ли девок, песни играть?
Кликнуть! разом подхватились мы. Давай сюда девок!
Марья засмеялась и убежала. Я взялся было за рюкзак, собираясь отнести его в кабинет, но на глаза мне попался аудиоплеер.