Раздались гулкие шаги, топавшие по коридору, обрывавшие мысли Антонова.
Отворилась дверь и вошёл враг его. Небритый, исхудалый, в рваной рубахе, но взгляд попрежнему насмешлив. Ссволочь
Штык поначалу хотел встать и подойти поближе к Авинову, но вовремя передумал негоже победителю смотреть на потерпевшего поражение снизу вверх. Этот проклятый белогвардеец был куда выше его. И в плечах пошире, и в бёдрах поуже. Вот почему Дашка сходила по нему с ума «беляк» был понастоящему красив, причём красотою мужественной, броской. Эти твёрдые черты, чеканный профиль, стальной взгляд
Почувствовав, как в кровь его вливается ледяная струйка ненависти, Штык мягко улыбнулся недолго этой сволочи красоваться
Ну, здравствуй, промурлыкал он, наслаждаясь каждой секундой бытия. «И аз воздам!» мелькнуло у него. Ох и воздам
Авинов не ответил. Глазами поискав стул, он сел бочком, чтобы было куда пристроить руки, связанные за спиной.
Я слушаю, холодно сказал он.
И это всё, что ты можешь сказать? поднял брови Антонов.
Белогвардеец усмехнулся.
Если я скажу всё, что о тебе думаю, проговорил он, твои держиморды опять станут бить меня сапогами. Пару ребер они мне уже сломали, так что хватит с меня откровений.
Антонов вздохнул. Удивительно Он столько ждал этих минут, представлял, как будет пытать эту этого
А теперь вот сидит и размышляет: что дальшето? Жизнь у этого контрика одна всего, вот и надо придумать, как бы её так отнять, чтобы эта гадина белая возмечтала о смерти, чтобы в ногах у него ползала, пресмыкаясь, выпрашивая умертвие. Удивительно
А ведь он вовсе не жестокий человек. Вот Муравьёв, тот да, тот садюга известный, а он нет. Контрреволюционеры вызывают у него брезгливость, как таракан, угодивший в суп. И только Кирилла Авинова он готов терзать и мучить. Есть за что. За кого.
Ты умрёшь, тяжело сказал Штык. Скоро, но не быстро. Мои костоломы умеют пытать страшно. Тебя казнят утром медленно, с толком, с чувством, с расстановкой, а пока отдыхай, выспись как следует и думай о том, что это твоя последняя ночь!
Ну, тогда до завтра, сказал Авинов, вставая.
Увести! буркнул Антонов, откидываясь в кресле.
Степан ухватил «белого» за плечо и выпихнул в коридор.
«Штык» прислушался к себе, покопался в ощущениях Вроде какойто неприятный осадок остался, душевная ёлочь и горчит, горчит, горчит
Спохватившись, Антонов позвонил домой.
Алло? услыхал он приятный Дашин голос.
Здравствуй, я приехал.
Очень рада, голос ничуть не изменился, не наполнился радостью. Когда тебя ждать?
Мм Через часик.
Хорошо. Я приготовлю поесть.
И выпить!
Ладно.
Целую! Пока.
Пока
«Штык» раздражённо бросил трубку. На любовном фронте без перемен «Ничего, мрачно подумал он, завтра у меня появится отличное моральное мм противоядие. Ты ко мне с презрением, а я к тебе с тайным торжеством! Ты будешь хмуриться, напускать на себя холодность, а я буду улыбаться, припоминая, как выл и плакал твой любовничек, как превращался в говорящую отбивную!»
Антонов энергично потёр руки, ощутив, что хорошее настроение возвращается к нему.
2.
Даша расстегнула шинель на улице было тепло и обошла штаб со стороны сквера. Часовые узнавали её, и она им милостиво кивала.
Домзак охранялся двумя красноармейцами, этого хватало толстые стены бывшего винного погреба и стальные двери в заклёпках сообщали тюрьме неприступность Бастилии.
На посту стояли Ванька Шевчук и Борька Кочнев, издали улыбаясь ей. Только что не тявкали да не мели хвостами, как прикормленные собаки. Даша изогнула губы в подобии улыбки и протянула охранникам большой бумажный пакет.
Тут две бутылки водки, сказала она, жареная курица, французская булка и чёрный хлеб, огурчики, варёная картошечка и селёдка.
Часовые глядели на Полынову с преданностью некормленых дворняг. Ваня бережно прижал к сердцу пакет и вопросительно посмотрел на Дашу.
Мне нужно поговорить с одним заключённым, спокойно попросила девушка, с Кириллом Авиновым.
Красноармейцы переглянулись Борис судорожно сглотнул, предвкушая выпивку. А какой роскошный закусон!
Только если недолго, поставил условие Иван.
Ну конечно, легко согласилась Даша. Вы же здесь будете.
Шевчук отложил винтовку в сторону и пропустил Полынову в коридор домзака. Пахло в коридоре, как в нечищеной уборной.
Сунув ключ в замок, Иван открыл дверь камеры и пропустил девушку внутрь.
Только не запирай, предупредила она. Мало ли
Само собой! нетерпеливо уверил девушку Шевчук и быстро удалился картошечка с селёдочкой ждала его, да под водочку
Проводив красноармейца глазами, Даша вошла в камеру и огляделась. Деревянный топчан, «застеленный» прелой соломой, мятая миска с присохшими крупинками на табуретке, поганое ведро в углу.
Кирилл стоял у дальней стенки, освещённый пыльным лучом из крошечного окошка не всякий кот пролезет.
Здравствуй, Кирилл, сказала Даша, стараясь, чтобы голос её не дрогнул.
Привет, Даша, ответил Авинов.
Он смотрел на неё без удивления, вообще безо всяких эмоций. Она смотрела на него и что чувствовала? Столько всего находило на душу и злость, и отчаяние, и нетерпимость, и тоска, и горькое сожаление, и и И? И что? Ну же, договаривай? И любовь?..