Могли не многие. Одна из шлюпок плавала рядом с пароходом, перевернувшись вверх дном, другая висела перекошенной захлестнулись фалы на талях, а за место в третьей сражалась полусотня добрых молодцев. Они плавали вокруг лодки, лезли в неё, отбивались друг от друга, цеплялись за тех, кто уже забрался на борт, а те били каблуками по пальцам, по головам, яростно крича, ругаясь или призывая Аллаха. Женщин среди них не было слабый пол визжал и выл, не покидая парохода. Какаято бабуся, замотанная с ног до головы в чёрное, ухватилась одной рукой за леер, а другой истово отмахивала крестное знамение, возведя очи горе. Её соседка, бледная, как подступающая смерть, молилась про себя, покачиваясь, закрыв глаза, одни губы шевелились.
Мощный гудок линкора грянул как гром с небес и тишина. Усачи с бородачами молча уставились на огромный корабль, возникший ниоткуда. Смолкли и женщины, но ненадолго там вскрик, там стон, и все снова заголосили, теперь уже моля Аллаха уберечь от мести зловредных русских.
Между тем зловредные русские спускали правый трап и кричали с бортов, чтобы утопающие залезали поживее.
Ну, чего ты на меня таращишься? орал Лукьян Елманов. Лезь давай!
Вам что, особое приглашение нужно?
Одно слово турки!
Саид Батыр перевесился через борт, очень доходчиво растолковав терпящим бедствие, что им надо делать и с какой скоростью. Это помогло пассажиры и команда «Йилдиз Деде» попрыгали в воду и поплыли к спасительному трапу. Пару старушек уважительно свели под руки по кренящейся палубе, а одна девушка, в коротком, дешёвом пальто, изпод которого выглядывало длинное и дорогое платье, сиганула прямо с кормы.
Авинов огляделся в поисках каната, но тут парочка матросов сбросила за борт верёвочный штормтрап, и девушка вцепилась в плетёные перекладины, стала подниматься ловко и быстро, словно всю жизнь лазала по вантам.
Кирилл помог ей перелезть на палубу, и молодая особа одарила его признательным взглядом. И это было всё, что довелось увидеть штабскапитану, огромные чёрные глаза, точёный носик, разлёт соболиных бровок. Платок скрывал половину девичьего лица, хотя в том, что оно прекрасно, Авинов не сомневался.
Благодарю вас, сказала красавица на чистом русском языке и отошла, нетвёрдо ступая по палубе. Вода лилась с неё, но девушка будто и не замечала таких пустяков.
Между тем турки прибывали и кричали уже от радости. А несчастливый «Йилдиз Деде» словно только этого и дожидался задрав корму вертикально, он стал быстро опускаться в пучину, содрогаясь и пуская фонтаны воды из вышибленных иллюминаторов. И вот закрутилась, забурлила воронка, сплетая белопенную спираль. Был пароход и нету.
«Осмотреться» вылетели все гидро, какие были, скользнул вперёд и быстрый «Гаджибей», но горизонты были чисты, а глубины пусты. И караван двинулся прежним курсом.
В половине шестого по кораблю разнеслась команда:
Окончить все работы! На палубах прибраться!
А ещё тридцатью минутами позже засвистали дудки, призывая к водочке и ужину. Разносолов не давали, ели кашу с тушёнкой.
Вынув трубку изо рта, Тимановский продекламировал:
«Стада в хлевах, свободны мы до утренней зари!»
Небо на западе побагровело, красное солнце, ясно видимое между тучами и морем, нижним краешком касалось волн. Вахтенный начальник, лейтенант Чутчев, торжественно провозгласил:
Караул, горнисты и барабанщики наверх! Команда наверх повахтенно во фронт! Дать звонок в каюткомпанию!
Начинался ежевечерний церемониал спускания флага.
Конфуций учил, негромко проговорил Тимановский, что лучше умирать с голоду, но ритуал соблюдать.
В чёмто он прав, задумчиво сказал Марков, теребя ус.
Караул десяток матросов с винтовками, горнисты и барабанщики выстроились на левых шканцах, офицеры на правых, команда на шкафуте повахтенно.
Появился каперанг Сергеев, и Чутчев гаркнул:
Смиирно!
Тут же, продолжая ритуал, распорядился караульный начальник:
Слушай! Накрааул!
Матросы заученным движением вскинули винтовки, держа их перед собою, пока Сергеев не скомандовал им «к ноге». И вот вахтенный начальник отдал «главную» команду:
На флаг!
Солнце село, и тут же, вторя движению светила, Чутчев распорядился:
Смиирно! Флаг спустить!
Белый кормовой флаг с синим Андреевским крестом медленно пополз по гафелю вниз. Горнисты и барабанщики заиграли «на молитву», и Чутчев, словно стараясь доходчивей донести распоряжение, громко сказал:
На молитву! Фуражки долой!
Барабанщик, кудрявый и смешной Фрол Курицын, с выражением прочёл «Отче наш».
Накройсь!
Множественным движением вернулись на головы фуражки и бескозырки. Марков натянул свою безразмерную папахутельпек.
Команде разойтись! Караул вниз!
Завечерело, и на мачтах зажглись огни белые клотиковые и краснозелёные гакабортные.
Тимановский оглянулся никто не видит? и постучал трубкой по планширу, выбивая пепел в набежавшую волну.