ворочавшие орудиями в боковых спонсонах. Рокоча и лязгая, давя проволочные заграждения, танки разошлись вправо и влево, расстреливая красноармейцев, в панике бегущих перед стальными ящерами.
Кирилл шёл в атаку рядом с поручиком Димитрашем. Фуражку у поручика сбило пулей, и ветер трепал его рыжеватые волосы. Обернувшись к Авинову, Димитраш осклабился сухо засветились его зеленоватые глаза и вышел с пулемётом перед цепью. «Льюис» ровно застучал, срезая бегущих «товарищей».
Откуда ни возьмись, на белые цепи ринулся красный эскадрон. Штабскапитан очень чётко увидел незнакомое серое лицо всадника в нахлобученной богатырке с синей звездой, вздёргивавшего маузер.
Даёшь золотопогонников!
Брякнул выстрел, пуля пробила Кириллу тулью фуражки, устроив волосам «прочесон». Авинов выхватил верный парабеллум и похолодел, вспомнив, что в стволе нет патрона. Кузьмич вчера чистил, вытащил. «Патрон! билось у Кирилла в мозгу. Дослать патрон!..»
Конник прицелился и тут же за спиной Авинова грохнул выстрел. Оскаленный, бледный Исаев часто дышал, успев одной рукой вскинуть карабин и убить. Чалдоны не промахиваются краском свесился с седла вниз головой.
Успел! выдохнул Кирилл.
Будьте благонадёжны хрипло выговорил Кузьмич.
Братцы, за мной, ура!
Бронепоезд «Товарищ Ленин» ударил с насыпи вслепую, разбивая снарядами сухую землю. Около Авинова осколком смертельно ранило вахмистра Носова. В одной руке тот сжимал значок 3го Офицерского, другую жал к груди между его загорелыми крупными пальцами в серебряных кольцах затекала полосками кровь. Носов всё пытался перекреститься, да не выходило кончался вахмистр.
За правду, еле выговаривал он, за правду
И умер. Бранясь, побежал к путям полковник Бабиев сухопарый, черноволосый, с ногами истого кавалериста малость колесом, с перерубленной правой рукой. В конных атаках полковник хлестался левой, но ныне его Гнедка изрешетило шрапнелью. Обернувшись к железной дороге спиною, Бабиев махнул артиллеристам стеком.
Пушки, припрятанные в деревянном вокзальчике, ударили почти в упор, с визгом раздирая сталь. Бронепоезд, в грохоте разрывов, с пробитыми железными боками, из которых вырывалось пламя, попятился, сотрясаясь, но следующим залпом разворотило паровоз. В отверстие броневой башни, под красным флажком, просунулась чьято скрюченная рука, машущая белой тряпкой.
«Красное и белое вертелось у Кирилла в голове. Красное и белое»
Он и сам не заметил, как миновал ту неясную черту, что отделяла степь от города. Просто в какойто момент Авинов оглянулся, запаленно дыша, а по сторонам угрюмые депо из тёмновишнёвого кирпича, покосившиеся телеграфные столбы, пыльные окна, некрашеные заборы Окраина.
Шире шаг, вторая рота! прикрикнул Петерс. Шире шаг!
Впереди задолбил пулемёт, выбивая пыльные фонтанчики на мостовой, но капитан даже не пригнулся, так и шёл во весь рост, с погасшей папиросой в зубах.
Броневик «Верный», скрипя рессорами, разворачивая башенку, объехал белогвардейские цепи и ударил из двух стволов, выжигая пулемётное гнездо, как осиное.
Красные бежали, иногда огрызаясь одиночными выстрелами, сдавая, сдавая, сдавая город у Волги.
И снова Кирилл проглядел взятие Царицына постоянные сшибки с неприятелем отвлекали его, забирая всё внимание разом. Только что 3й Офицерский штурмовал улочкивзвозы на оврагах, облепленных саманными хибарами, и вот уже потянулись трёхэтажные дома с мансардами, выложенные узорной кладкой из кирпича. Правда, вид общий не менялся, оставаясь свалочным: бесхозные кони, бредущие табунами; брошенные пушки, перевёрнутые автомобили, костры и пожарища; железнодорожное полотно, забитое на десятки вёрст вереницами вагонов, и трупы, трупы, трупы
А когда вторая рота вышла на Привокзальную и свернула на Гоголевскую, Авинова словно обморозило приблизился его час. Вплотную.
Подходил срок стать перебежчиком, водиться с совдеповской властью, уйти с головкой в красную муть, в червонную мглу
Укрывшись за трамваем от придирчивых глаз Петерса, Кирилл обернулся к Исаеву.
Пора, Кузьмич! выдохнул он.
Ординарец всё понял. Пригорюнился, насупил седые брови.
Смотри, быстро заговорил Авинов, вытаскивая из кармана наган, он заряжен холостыми. Когда буду перебегать к «товарищам», я тебя из него пристрелю понарошку, а ты уж изобрази геройскую гибель, ладно?
Не сумлевайтесь, вашсокродь, лягу как подкошенный. Кхымкхум
Тогда