Станица была оставлена красными Ворошилов с Егоровым поспешно отступали, уводя свои потрёпанные армии. Это был отчаянный драп вдоль железной дороги тянувшийся рядом с путями тракт был сплошь забит брошенной артиллерией и обозами вперемешку с конскими и людскими трупами.
Засвистел припоздавший паровоз.
Господа! весело воскликнул Петерс. Подарки везут!
На платформах длинного состава, приткнувшись капот к капоту, стояли новенькие грузовики «фиат». Их ёмкие кузова были прикрыты парусиновыми тентами.
Да сколько их протянул поручик Петров, прозванный Медведем.
Всем хватит, ещё и останется!
Перебивая паровозное пыхтенье взрыкиваньем, «фиаты» съезжали по трапам и выстраивались в колонны.
Господа офицеры, по машинам! отдал полковник Жебрак новую для него команду.
Дроздовцы с довольным хохотом полезли в кузова, рассаживаясь вдоль высоких бортов.
Трогай!
Кириллу не сиделось. Он встал за кабиной, цепляясь за борт, и глядел на пыльный тракт. На мир. На войну.
Тысячные толпы пленных тянулись по обочинам дороги. В изодранных рубахах, босые, с измождёнными, землистого цвета лицами, они медленно брели на юг. Пленных почти не охраняли, пара казаков гнала по дветри тысячи красноармейцев, слабых и больных людей. Бывало, они падали тут же на пыльном тракте и оставались лежать, безропотно ожидая смерти.
Никак тифозные, нахмурился Кузьмич. Едрёназелёна
Вёрст через пять диагноз Исаева подтвердился маленькая станция была сплошь забита ранеными, больными, мёртвыми и умиравшими. Лишённые ухода тифозные бродили по разъезду, ища хлеба и воды, шатались, падали, долго поднимались на четвереньки или теряли сознание, окончательно выбившись из сил.
Слезаай! донёсся до Кирилла знакомый голос. Пгиехали
Дроздовцы молча спрыгивали на землю жуть брала даже бывалых.
Заглянув в железнодорожную будку, Авинов обнаружил там восемь человек.
Какого полка? громко спросил он.
Семеро не ответили, были мертвы. Восьмой доживал последний день он лежал на полу, используя вместо подушки труп соседа, и тискал облезшую, худую собаку. Та тихонько повизгивала, облизывая щетинистый подбородок нечаянного хозяина.
У Кирилла мурашки пошли по телу. Сыпной тиф посвирепствовал вволю серая вошь победила Красную армию.
А чего ж хмуро бурчал денщик. Коли ни порядку у них, ничего Чай, и баньку не истопят против хворобыто!
Да уж поддакнул штабскапитан.
Особые отряды генерала Покровского принялись очищать станцию от больных и мёртвых пленные не успевали откатывать ручные вагонетки со сложенными на них мертвецами, окоченевшими в разнообразных позах.
К песчаным карьерам, товарищи! бодро восклицал бывший комбат. Валим всех туда!
Здоровые красноармейцы, уже остриженные наголо
и отмытые, выстроились на перроне. Капитан Иванов медленно прохаживался перед строем, озабоченно поглаживая самый кончик острой чёрной бородки. Военнопленные со страхом, исподлобья глядели на белого офицера.
Остановившись перед рослым парнем, капитан спросил вполголоса:
Кто таков? Какой губегнии?
На простом солдатском лице, скуластом и курносом, отразилось смятение.
Орловские мы, глухо ответил парень. Митрием крещён.
Дегевенский?
С хутора Кастырин.
И хогоша землица на хутоге?
Да родит пока
И баба есть?
А то!
Лицо красноармейца посветлело.
Стагики живы хоть?
Они у меня крепкие! Солдат белозубо улыбнулся.
Капитан Иванов коснулся стеком его плеча и сказал:
В четвёгтую, бгатец, готу.
Авинов только головой покачал: их полк не зря звался Офицерским в каждой роте числилось не менее полусотни «их благородий» и «высокоблагородий», одна четвёртая сплошь из солдатни. И ведь ни единого перебежчика! Народ у Иванова всё был добры молодцы, здоровенщина. Вот и этого Митрия скоро откормят, лосниться будет, морду отъест. И ведь строг капитан, и лапа у него железная, а солдаты любят своего командира, чтут за праведную простоту и живут с ним дружной солдатской семейкой.
Вашсокродь! лихо козырнул Кузьмич, брякая «полным бантом». Извольте до баньки пройтить истопил, как полагается!
Вот это здорово! обрадовался Кирилл и окликнул Петерса: Евгений Борисович! Попариться не желаетес?
Долго уламывать капитана не пришлось за ним водилась исключительная страсть к омовениям, а его Ларин таскал не только табаки, но и заштопанный коврик, на котором Петерс принимал водные процедуры.
А тиф не подцепим? прищурился Евгений Борисович, подначивая Исаева.
Да ни в жисть! обиженно прогудел денщик. Я такого жару напустил ни одна вша не выдюжит!..
3
Станция Ремонтная хутора бр. Михайликовых.В степи верилось, что Земля плоская. Безлюдная, покрытая ковылём, проблескивавшая солончаками равнина была совершенно пустынна. Кирпичные зданьица полустанка торчали одиноко и неприкаянно.
Зато станция Ремонтная кишела жизнью врачи и сёстры милосердия наскоро приспосабливали пакгаузы под лазареты, а пехота охраняла брошенные красными запасы оружия, боеприпасов, медикаментов, обуви вперемешку с мануфактурой, посудой, мебелью, галантереей и хрусталём. Железнодорожный путь на двадцать с лишним вёрст был забит сплошной лентой эшелонов.