Визави Кирилла не обиделся.
Я офицер, сказал он. Нужно было на чтото жить, вот и пошёл к гетману.
А к Корнилову не пробовали идти?
Не пробовал. Наверное, вы правы, надо было не Днепр выбирать, а Дон
Я прав.
Авинов попробовал сесть. С третьей попытки это у него получилось. Палата, правда, шаталась и плыла перед глазами, и слабость страшная туманила сознание, но разве это главное? Главное, что он жив и почти здоров
В это самое время отворились двери, и вошла сестра Кирилл узнал Диану Дюбуа, а за нею ввалились Саид и Абдулла, блестя счастливыми улыбками.
Сердар! вострубил Батыр, и Диана тут же сердито ткнула кулачком в его необъятное тулово. Молчу, молчу
Сердар! куда тише проговорил Абдулла. Мы все здеся, татар гоняем! Если что, зови!
Обязательно, улыбнулся Кирилл и упал на постель.
К двадцатому мая Авинов уже стал понемногу ходить, прогуливался по садику вокруг лазарета, навещал знакомых в соседних палатах, читал им, забинтованным с ног до головы, «Русский Курьер» с сообщениями ОСВАГ и местными новостями.
Однажды он забрёл в дальнюю палату, мужским населением госпиталя прозванную «девичьей».
Желая развеселить страдалиц, Кирилл наломал веток цветущего каштана и принёс в «девичью». Страдалицы тихо пищали от восторга, всё просили понюхать и закатывали глазки синие, зелёные, карие
Ближе к окну стояла койка, занятая худенькой девушкой. Худобу её подчёркивала налысо обритая голова после перенесённого тифа. Девушка пристально следила за Авиновым и молчала.
Чувствуя непонятное волнение, Кирилл пригляделся получше.
Даша?!
Он испытал настоящее потрясение, встретив Полынову в этом месте, в душе у него поднялась буря эмоций, среди которых пробивалась и ревнивая злость: что жене комиссара делать здесь, среди заклятых врагов Совдепии?
Здравствуй, прошептала Даша.
Что ты здесь делаешь? спросил Авинов неприятным голосом.
Лечусь
Кирилл сжал губы, будто подражая Колчаку.
Я ушла от Антонова, негромко проговорила девушка. Он больше не хочет, чтобы тебя взяли живьём. Владимир послал убийц из ЧеКа
Спасибо за предупреждение, криво усмехнулся Авинов, но оно немного запоздало.
Я долго искала тебя
Зачем? Голос Авинова прозвучал отчуждённо, и Дашины глаза наполнились слезами.
Прости меня за всё Пожалуйста прошелестел девичий голосок. Даша зажмурила глаза, чтобы слёзы не так жгли, и вновь открыла, моргая слипшимися ресницами. Я не понимала ничего, я считала себя революционеркой, большевичкой, а была просто дурой Просто женщиной. Не наказывай меня больше, Кирилл, прошу тебя. Не оставляй одну. Я сама себя наказала одиночеством, я выла от тоски, я не могу больше Без тебя не могу, слышишь? Я люблю тебя.
Кирилл стоял с каменным лицом и слушал те самые слова, внимать которым был бы счастлив ещё не так давно. А теперь его душа будто обледенела. Хорошо сказочным героям! Капнет слеза горючая и готово. И жизнь возвращается, и любовь. А что делать, если лёд не тает? Чем растопить его? Какими словами сколоть?
Неужели Даша не понимает, что есть вещи, прощать которые нельзя?! Да и чего стоят даже самые сокровенные слова? Разве можно забыть то, что разделило его и её? Каким бы глубоким ни было раскаяние, прошлое будет попрежнему стоять между ними. И как его избыть?..
Не в силах выдержать Дашин молящий взгляд, не ведая, что сказать и стоит ли говорить вовсе, Авинов повернулся и вышел вон.
Кирилл! донёсся до него тоненький вскрик, но он лишь вжал голову в плечи, широкими шагами удаляясь по коридору, выходя в сад, забиваясь в самый дальний его уголок, где под развесистым осокорем пряталась скамья.
Авинов просидел на ней полдня, пропустив обед, а когда вернулся, увидел Диану, толкавшую каталку с Полыновой, укрытой простынёй до подбородка так, что было видно лишь бледное лицо. Мертвеннобледное. Сестричка торопилась, а рядом вышагивал озабоченный врач.
Что
случилось? спросил Кирилл, ощущая, как поднимается в нём тоскливый ужас.
Не мешайте! строго сказала Диана.
Доктор! крикнул Авинов. Что с Дашей?
Наглоталась снотворного, глупая, ответил врач на ходу, досадливо морщась, и скомандовал в открытые двери: Промывание желудка! Живо, живо! Дианочка, сюда!
Кирилл рванулся к дверям, но створки захлопнулись перед его носом, оставив штабскапитана в смятении и страхах.
Обиды, ревность, злость всё будто смыло волною жалости. «Какое прошлое? Какая вина?» корил он себя теперь. Да если Даша не выживет (Авинов суеверно боялся даже в мыслях проговаривать слово «умрёт»), то как тогда жить ему самому? Чего для?..
Поздним вечером, пропустив и ужин, Авинов прорвалсятаки в палату к Даше. Полынову положили в маленьком закутке с узким окошком в сад. Койка еле вместилась в эту каморку.
Кирилл тихо вошёл и опустился на краешек кровати. Дашино лицо выглядело спокойным и умиротворённым. Его белизна казалась фарфоровой, полупрозрачной. Неживой.
Даша неслышно позвал Авинов, но девушка разобрала своё имя.
Глаза её, сухие и пустые, раскрылись и посмотрели, будто сквозь Авинова в некую запредельную даль, смертным неведомую. Не скоро, но тень жизни промелькнула в зрачках.