Эта мысль обрушивается на меня в тот самый момент, когда из участка вслед за мной вылетает Кярд. Он очень вовремя: его появление спасло меня от желания сползти по стене и завыть, уткнувшись лицом в колени.
Куда ты собралась? рычит он.
Домой.
Тебе нужно в больницу.
Мне нужно домой.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я чувствую, что во мне не осталось сил. Я не могу даже спорить, не говоря уже о чем-то большем, но к счастью, он спорить тоже не собирается.
Домой так домой, говорит он и указывает на припаркованный чуть поодаль эйрлат.
Сопротивление бесполезно. А главное, бессмысленно, потому что без него я не попаду домой, я вообще никуда не попаду, поэтому я молча иду к машине. Молча сажусь и смотрю только вперед. Пока мы взлетаем, пока движемся над городом в сторону Пятнадцатого. Сменяются районы, один за другим, но я молчу.
Стараюсь не думать о том, что произошло, но не думать не получается.
Алетту еле вытащили, меня тоже, но для Ромины это просто испорченный вечер. Для въерхи просто испорченный вечер то, что могло стать концом жизни для двух обычных девчонок.
И стало бы.
Если бы не Кярд.
Он тоже въерх, но он меня спас. Этого я не могу отрицать, поэтому и говорю:
Спасибо.
О, он вскидывает брови, благодарность от Вирны Мэйс. Сегодня что-то случится.
Я отворачиваюсь.
Прости, доносится спустя минуту. Насколько ты понимаешь, я тоже слегка не в себе.
Я не отвечаю, просто смотрю на проносящиеся мимо дома, границы районов побогаче не настолько резкие, как у дальних. Когда они сменяются, эйрлат словно пересекает невидимую черту, где стены становятся грязнее, этажность ниже, а улицы превращаются из широких лент проспектов в трущобы. Это мой мир, его остался в центре, и это тоже надо понимать.
Чего я не понимаю, так это с какой радости он сиганул за мной в воду.
Почему?
Почему что?
Почему ты это сделал?
Кярд хмурится.
То есть по-твоему я должен был просто стоять и смотреть, как тебя убивают?
Друзья Ромины просто стояли и смотрели.
При чем тут я? Его голос становится опасным, совсем как у отца.
Ну, вы тоже вроде как друзья.
Она мне никто, резко отвечает он.
Так же, как Мэль?
Последнее вырывается совершенно не в тему, но изменить этого я уже не могу. Совершенно точно не могу, поэтому остается только мысленно называть себя маруной и так же мысленно представлять, как отгрызаю себе язык по самый корень. Определенно, падение с высоты отрицательно сказалось на моих умственных способностях.
Кьяна мой друг, неожиданно заявляет он.
Ты серьезно думаешь, что мне это интересно?
То есть для тебя в порядке вещей интересоваться тем, что не имеет для тебя ни малейшего значения?
Мне же нужно было поддержать разговор, последнее звучит с издевкой, и я даже не представляю, откуда на нее силы берутся.
Ну да, доносится справа. Ты же у нас общаешься только с избранными.
Это ты сейчас о ком? хмыкаю я, по-прежнему не глядя на него.
О парне, с которым ты лизалась на берегу.
Пока до меня доходит, о чем он говорит, я тупо пялюсь на город. Понимаю, что летим мы уже над Четырнадцатым, и что Кярду я совершенно точно не говорила, где живу. Мысли о том, что об этом знают все, что все знают больше меня, становятся последней каплей.
Я. Ни с кем. Не лизалась, цежу сквозь зубы, яростно сжимая кулаки и испытывая желание как минимум ему врезать. Это парень моей сестры.
Да, я в курсе.
Она пропала! почти ору я. Я пытаюсь ее найти, уже несколько недель пытаюсь ее найти, и не могу!
После этого в салоне воцаряется тишина. Такая громкая тишина, от которой звенит в ушах, и мне снова хочется врезать на этот раз себе, тоже до звона в ушах. Она звенит во мне до той самой минуты, пока эйрлат летит над Пятнадцатым. Пока опускается на моей улице,
чуть поодаль, потому что рядом с домом толком сесть не получится. Небо над морем начинает светлеть, и в эту минуту я понимаю, что ключей у меня тоже нет.
Придется будить Митри.
И денег нет тоже. Только те, что остались у сестер. На сколько их хватит?
Оглушенная этой мыслью, я возвращаюсь в реальность только когда Кярд касается моего плеча. Прикосновение отдается странным теплом, и лишь спустя пару мгновений я понимаю, что не дернулась, не шарахнулась в сторону, да я вообще не сделала ничего из того, что обычно происходит, когда меня пытается коснуться посторонний. Кярд ничего не заметил, но достаточно уже того, что заметила я.
Почему ты ничего не сказала? Он снова хмурится.
Когда он хмурится, становится еще больше похожим на отца, и это окончательно отрезвляет. Я толкаю дверцу и выхожу, чувствуя на себе пристальный взгляд все время, что иду к дому. Даже когда стучу: ногой, потому что колотить кулаками по нашей двери себе дороже, занозы замучаешься вытаскивать.
Вирна? Что случилось?!
Заспанное лицо сестры мигом становится встревоженным, но я просто захожу в дом, на ходу бросив:
Потом.
В комнате просто стягиваю одежду, сбрасывая ее на пол, падаю на диван и заворачиваюсь в плед. Митри какое-то время стоит в дверях, но потом все-таки уходит, и только тогда под пледом меня начинает трясти по-настоящему. Я позволяю этой дрожи взять верх, а слезам катиться по щекам до полного опустошения. Когда оно наступает, солнце уже поднялось, и мне приходится тащиться к окну, чтобы задернуть шторы. Первое, что бросается в глаза накатывающие на берег волны, от которых передергивает.