Когда я начинаю пахнуть розой, которую окунули в сливки и мёд, я выключаю душ и иду в шкаф. Брюки и блузка Джианы не появились там, но я и не собиралась их надевать.
Сегодня я хочу надеть что-то, что мне подойдёт; что-то, что, по-видимому, было сшито специально для меня. Я выбираю серые замшевые леггинсы, к которым я подбираю блузку, способную сойти за платье. Я подвязываю белый материал поясом, украшенным серебряными монетами. Если приглядеться, они напоминают люсинские монеты с эмблемой солнца.
От Лоркана можно было вполне ожидать, что он сошьёт одежду из настоящих денег фейри.
Этот наряд отличается от того, что носят в Люсе, но я и сама отличаюсь. Как бы сильно я ни хотела раньше быть как все, сейчас я не испытываю такого желания. Фэллон, которая возвращается в Люс уже не та девушка, что его покидала. Я причёсываю волосы, заплетаю их в косу и подвязываю чёрной лентой, которую сняла с одного из платьев.
Теперь я готова к началу следующей главы своей жизни, поэтому я бужу Фибуса, который бормочет, чтобы я уходила. Я так и поступаю. Я разрешаю ему подремать ещё часок и ухожу в поисках завтрака для нас обоих.
В это время таверна почти пуста. Вороны либо спят, либо улетели в поисках мелкой добычи, которой можно согреть желудки.
Я морщу нос, вспомнив о кролике, которого пытался скормить мне Лоркан, когда мы поднимались на Монтелюс. После этого я объяснила ему, что не переношу никакого мяса или рыбы. Я не спросила его, характерно ли это для жителей Шаббе. Я много чего ещё у него не спросила.
Когда-нибудь я это сделаю, потому что когда-нибудь в Люс придёт мир, и Шаббе будет свободен от оков Мириам.
Когда я сажусь за стол, где я ужинала со своими друзьями, мои мысли переносятся к новости, которую сообщил мне Лоркан прошлым вечером о Мириам. Неужели королева Шаббе выпытала место её нахождения у одного из попавших к ним фейри, или люди Лоркана нашли её, используя собственные методы? И если они нашли Мириам, то зачем мой отец ищет Дайю? Почему они не допрашивают колдунью, которая всё это затеяла? Я думала, что Мириам удерживает её.
Коннор подходит ко мне, и, хотя он не улыбается, он желает мне доброго утра с таким сильным акцентом, что мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, что он говорит не на языке воронов.
Это и правда буондиа, говорю я с улыбкой. Можно мне тарелку сыра, фрукты и ржаной хлеб? О, и кофейник.
Коннор кивает и уходит в сторону бара, который располагается рядом с одной из изогнутых стен. Я вижу, как он обменивается парой слов со своим коллегой-вороном, чьи светло-каштановые волосы кажутся мне необычными. Насколько я знаю, не у всех воронов чёрные волосы, но ни у кого из них нет светлых волос. Так же как ни у кого из них нет другого цвета глаз кроме тёмно-карего. Ну, не считая Лора.
Ворон со светло-каштановыми волосами поднимает глаза чёрного цвета и смотрит на меня. И хотя я могла неправильно считать выражение его лица, на нём как будто отражается отвращение.
Конечно, всё это время я не вела себя мило, но я сомневаюсь, что заслуживаю отвращения. Испытав раздражение, я отрываю взгляд от него и его осуждающего вида.
Сибилла закатила бы сейчас глаза и сказала бы мне не придавать значения его настроению. Я сосредотачиваюсь на том, что скоро её увижу. Так же как бабушку и маму, куда бы их ни спрятала Джиана. Сейчас они, наверное, уже не прячутся. Ведь Марко мёртв. Может быть, я даже посещу новое жилище Антони. Дом на Тарекуори должен быть просто огромным.
Несмотря на бушующую грозу, появившаяся радуга поднимает мне настроение. К тому моменту, как Коннор приносит мне еду, я успеваю повеселеть.
Я хватаюсь за край стола и придвигаю лавку поближе. Дерево скрипит по камню, а мои пальцы утопают в неглубоких бороздках. Я решаю, что их вырезали железные когти, но углубления гладкие и разные по размеру. Я не нагибаюсь и не заглядываю под стол, но ещё сильнее прижимаю пальцы к дереву, после чего подношу их к своему лицу.
Мой язык начинает пульсировать из-за учащённого сердцебиения, когда я замечаю три буквы на кончике среднего пальца.
Кто-то вырезал буквы на обратной стороне крышки стола!
Я резко вдыхаю, когда понимаю, что сижу на том месте, где сидел Антони во время нашего единственного совместного ужина. Стихотворение, которое всё ещё лежит у меня под матрасом, возникает у меня перед глазами. И хотя я не помню его дословно, я вспоминаю что-то про нож, который «вонзился в столешню» и призыв Антони «сесть с ним вместе за стол».
Это было не любовное письмо!
Это было послание, которое должно было привести меня сюда!
Дерево такое тёмное, а свет такой тусклый, что, если я не залезу под стол со свечой, я не смогу прочитать его тайное послание. Но если я заберусь под стол, то это привлечёт внимание, а мне не надо, чтобы кто-то сообщил о моём странном поведении Лоркану. Он не только запрёт меня, но и заставит Антони заплатить.
А что, если в его послании нет ничего такого? Может быть, это очередное прощальное письмо, что-то типа игры в поиски сокровищ, призванной не дать мне заскучать?
Даже я понимаю, что это полнейшее змеиное дерьмо.