И вот появился он Димитрий Иоаннович. Пусть пил, пусть ел телятину, звучала музыка в Кремле и были танцы, он брил лицо. Все неважно, ибо тот, кто назвался ее сыном, относился к ней, как иной природный сын не сподобится. Она впервые почувствовала любовь. Тот парень был так же одинок и чувствовал родственную душу. Что бы не говорили о том, что Марфа признала Димитрия из-за собственных выгод Да, они будут правы в словах, но не в смыслах, которые несут эти слова. Ей было необычайно выгодно почувствовать впервые в своей жизни, что такое быть любимой.
Не было любви от мужа. Да и какой это был брак, когда она молодая, а царь был жесток и черств. Отец? Использовал, не любил никогда. Братья? Даже не были благодарны, а после смерти Димитрия вовсе удалились из жизни Марфы. И только незнакомый мальчик оказался способным быть благодарным и просто умел разговаривать, быть сыном.
Она могла предать его память, если бы Димитрия убили, но она будет матерью, что защитит свое дитя до конца, пока он жив.
ОН МОЙ СЫН! отчеканила слова Марфа.
Ополоумела, баба? взревел Шуйский. Он лжец. Ты об этом знаешь, я об этом знаю. Ты хочешь почета? Так я дам его тебе. Поддержи, Мария Федоровна, не я чинил тебе обиды, не с меня и спрашивать.
Все столь плохо? спокойно спросила Марфа. Коли так, то я не могу, пуще прежнего стоять на своем буду. Да и не знаю я. Может, и взаправду жив остался сыночек мой.
Ты, Марфа, сердцем говоришь, но не разумом. Я уже послал людей в Углич. Невинно убиенного
Димитрия извлекут.
Ты не сделаешь этого, прошипела Марфа, сверкая злостью и ненавистью.
Сделаю, Шуйский подошел близко к Марфе и впялил в нее свой злобный взгляд.
Ты убьешь меня, вновь спокойно произнесла Нагая.
Тебе подготовили покои в Кремле, сказал Василий Иванович Шуйский, демонстративно отвернулся, показывая, что более не желает продолжать разговор.
Ты боишься, Василий Иванович, его, меня, всех. Как же править ты собрался в столь смутное время? Хочешь закрыть меня в клетку, чтобы не сбежала к нему? с высоко поднятой головой Нагая вышла из царственных покоев, лишь остановившись у красного угла и перекрестившись.
* * *
Варшава
2 июня 1606 года
Король Речи Посполитой Сигизмунд Третий Ваза был занят многими делами. Пусть его не оставляла главная боль в голове и сердце Швеция, королем которой он должен был стать, но хлопот хватало и без этого.
Не прошло и десяти лет, как резиденция польских королей и великих князей литовских была перенесена Сигизмундом в Варшаву. Переезд был во многом спонтанным и эмоциональным, потому до сих пор в Варшаве не было достойных мест для проживания Сигизмунда и всего его двора и король лично занимался руководством при обустройстве своих комнат и залов приема. Это ему нравилось, но не настолько, как общение с новой женой.
Двух недель не прошло, как король женился на Констанции Австрийской. Много Сигизмунду пришлось потрудиться, чтобы этот брак состоялся. Против нового брачного союза выступал и канцлер Ян Замойский и иезуитский орден в лице Петра Скарги. Все дело было в том, что Констанция была свояченицей Сигизмунда. Но польский король добился одобрения Святого Престола и, наконец, свадьба состоялась. И теперь Сигизмунд вернулся в то свое состояние, когда мужчина забывает о делах, только и бредит тем, чтобы вновь и вновь обнять свою возлюбленную. Говорят, «седина в бороду бес в ребро»? По такой аллегории у Сигизмунда перелом всех ребер и еще черепно-мозговая травма.
Однако новости, которые буквально со вчерашнего дня полились рекой и затопили не только резиденцию короля, но и всю Варшаву, не давали шанса на них не реагировать и бежать к молодой, очень молодой, жене.
Ваше Величество, к королю зашел его рефендарий Евстафий Волович, находящийся, как бы сказали в будущем, на практике у короля.
Что случилось на этот раз?
Новостей, Ваше Величество, хватает.
Ну, начинайте с худшего, усмехнулся Сигизмунд.
Волович растерялся. Он даже не знал, что, действительно, сейчас худшее. Обе из главных новостей были как нельзя плохи для Речи Посполитой и короля.
Давайте по порядку, пан Волович, Сигизмунд встал со своего стула.
У короля была привычка прохаживаться взад вперед в моменты либо наиболее интенсивной мозговой деятельности, либо в периоды крайней раздраженности и волнения. Сейчас присутствовало и то, и другое. Поэтому король начал часто семенить ногами, нарезая круги по кабинету, в средине которого стоял рефендарий [в сущности секретарь].
Пан Николай Зебжидовский объявил вам рокош, сказал на выдохе Волович.
Король остановился и с усмешкой посмотрел на своего рефендария.
Неужели есть еще одна новость, которая может сравниться с рокошем Зебжидовского, Сигизмунд задумался и стал ходить чаще обычного, продолжая разговор. Расскажите о рокоше.
Пан Зебжидовский обвиняет Вас в самоизоляции в кругу иностранцев и иезуитов, а так же в стремлении к абсолютной власти, в том, что вы собираетесь установить передачу трона по наследству и лишить шляхту привилеев. К рокошу уже присоединились Ян Щенсный, Станислав Стадницкий и Януш Радзивилл, Волович решил взять паузу для того, чтобы король смог осознать масштаб происходящего.