Данилыч, на «Дедушку» тормоз резковато нажал «лошадки» опять вповал, вылез, ко мне подошел. Пауль Фридрихович, смотрю, тоже со спины подходит. На меня вприщур смотрят. Что-то взъерошились начальнички:
Водил?
Эту? Нет, а вообще конечно. Ничего тут сложного
Беккель дернулся, как в тот первый раз, когда принимал на работу.
Врешь!
Данилыч попытался сгладить:
Иван, мастер ты хороший, головастый, рукастый. Но зачем врешь, что водить сможешь? Тут талант нужен, простолюдинам неданный!
«Простолюдин», а ты значит «белая кость» морда ехидная? Баре-то наши расисты выходит или как там это называется? Стою, молчу, улыбаюсь. Давно меня так макнуть не пытались
Доказывать, оправдываться? Зачем что-то доказывать? Молчу и взгляд не опускаю, а Беккель закипает. Да и мне отступать не резон будет меня еще балаболом славить всякая благородная вошь. Даже двойной интеграл взять не способная! Аж опять забулькало всё внутри, чуть ему про 17 год не ляпнул дождетесь матросов с Авроры!
Стою, зубы сжал, всё что думаю удержать в себе пытаюсь. А эта сволочь на машинку кивает, мол, не для сиволапых сей девайс. Мол, куда уж черни с её-то куриными мозгами. Вон в навозе иди копайся, место знай. Стерпел бы, деньги нужны, но тут малявка подбежала к Беккелю и влезла:
Папочка, mutter говорит мужиков пороть нужно!
Правильно дочка mutter говорит. Пороть их надо, чтоб врать не смели хозяевам и место свое знали.
Порщики тоже мне. Достали, вот и не стерпел, говорю: так может прокатить? Или страшно увиливать будет, заявит, что зазорно с чернью-то? Дед дернулся, ударить в лицо хотел, но я просто шагнул назад и вбок к верстаку, и он пролетел. С верстака я кривой стартер прихватил. Железяку такую. И у Деда почему-то сразу желание руками махать пропало.
Мастеровые притихли, сжались.
Стоим, Дед примеряется, но просек нахаляву не прокатит, ответка прилетит, а ему явно не хочется, да и староват он для таких скачек. Беккель просто мнется трусоват, походу. Пат. Тут еще девчонка еще маслица опять подлила, вякнула:
Papa!
Беккелю перед дочерью видимо стыдно стало, трусом выставил какой-то мужик, говорит поехали. Ну или за дочь испугался
Сели мы с ним в машину. Он первым пассажиром, я водителем. Завел, кривой стартер рядом положил, чуть подгазовываю, машину пробую. Хотя, чего тут пробовать десяток лошадок всего.
Мужики ворота бросились открывать. Говорю с веселой злостью:
Держись барин. Прокачу с ветерком!
Зло улыбаюсь.
Маршрут: по Владимирскому до Невского, через Аничков мост и до Садовой По ней до Московского, через Фонтанку и назад по Загородному до Владимирского и Данилычу, Засекайте время, вашбродь!
Тапок в пол, только без рывков, а то цепь еще порву, плавно! Но до упора и машинёшка, как получивший пинка спаниель рванула вперед.
Беккеля бросило на спинку, в поворот вошел с легким дрифтом, брызгами и звоном сигнального колокольчика.
Подруливая, ухожу от столкновения с проезжающей бричкой, и снова тапок в пол! Под ржание испуганной лошади клуб остается далеко позади. Прохожие как цыплята бросаются в рассыпную.
Беккель кричит:
Стооой!!! Раа подпрыгивает на кочке, на секунду смолкает и продолжает, бьемся ж! Стооой!.. Се Сергеич
Про себя шепчу: «Срашно, буржуйская морда? Отчество вспомнил?..» и вслух:
Ползем от силы километров сорок, но какой адреналин! Кузов высокий и открытый, дверей нет, седушки без боковой фиксации болтает, на любой кочке вылететь можно. Баринок наш, вцепился в кресло, аж побелел. За нами бросается матерящийся городовой, но быстро выбирает только первое. Бежать и одновременно материться неудобно. Доказано собственным армейским опытом всегда выбирай одно.
Машинка лёгонькая от
силы пара сотен килограмм наберется, поэтому движок-слабосилок не кажется таким уж беспомощным. Тянет. Вылетаю на Невский, с выжатым сцеплением выворачиваю руль и снова полный газ. Машину юзом кидает к бордюру, выравниваю и бросаю к Аничкову мосту
Пролетаем мост, какой-то зазевавшийся прохожий испуганной рыбкой сигает с моста. В ледяные воды-то весенней Фонтанки. Придурок!
За Аничковым дворцом разгоняем гусарский строй. Кони шарахаются в стороны, кто-то падает. Пара вояк бросается в погоню, но лошади не приспособлены к городским гонкам. Вхожу по лужам со скольжением в поворот у Гостиного двора к Зимнему не помчусь, не самоубийца. Там царь живет. Стрелять сразу начать могут. В поворотах молюсь, чтоб не отлетели колёса. Гусар проносит дальше по Невскому. За грохотом движка слышны звуки падения, звон разбитого стекла, конское ржание и отборные маты. Один, по-моему, в витрину на кобыле въехал.
Садовую, несмотря на самый длинный кусок дороги, прохожу почти без приключений. Редкие прохожие заранее испуганно жмутся к стенам домов и не создают проблем. У Сенной площади разгоняем какой-то крёстный ход. Опять маты Святоши оказываются бойчее вояк чуть не получаю в лоб пролетавшим навстречу кадилом, от летящего в ухо яйца уворачиваюсь. Беккель не успевает, ловит глазом. Мимоходом отмечаю сырое было
Московский проспект встречает лужами и солнечными бликами. Приходится маневрировать, по-максимуму спасая прохожих от грязных струй из-под колес. Удается не всегда, некоторых купаю. Хорошо гаишников еще нет. Беккель уже не матерится и не просит, просто стонет.