Августейший монарх, у которого что ли на спине были глаза, почувствовал сарказм ситуации.
слабо заговорил он и попросил: позвольте мне присесть хотя бы на полу.
Эта маленькая просьба тут же была выполнена на самом высоком уровне. Все мужчины сам император Николай, цесаревич Александр, министр Татищев бросились помогать ему.
Макурин при их помощи кое-как сел. Окружающий мир сразу же закружился в дьявольской пляске. Намерение все объяснить и успокоить пришлось временно отложить. Он закрыл глаза и на некоторое время затих, пытаясь помочь себе эффективной методикой далекого XXI века. Это ему, кажется, удалось. Во всяком случае, сначалаперед закрытыми глазами перестали кружить алые огни, потом и окружающий мир успокоился и замер.
А потом ему стало хорошо. Словно кто-то могучий и сильный (Бог?) отчески провел ему по голове. И не по волосам, а прямо по мозгам. И, разумеется, не ладонью. Но очень хорошо.
Видимо, это был комплексное влияние. Он не только выздоровел, но и значительно окреп и стал сильнее. Вся это дьявольская слабость, кружение головы и вялость тела прошли, как не бывало.
Но одновременно ему вдруг все четко стало понятно. Увы, но голова святого не тот инструмент, чтобы познавать Вселенную или, хотя бы, одну из войн. Понятие было твердым и всеохватным, не требующим доказательств и категорически подкрепленным на всех уровнях от морального до физического.
Макурину сразу же стало ясно, что без Божьей помощи тут не обошлось. Бог, не только Всемогущ, но и Безответно Добр. Но одновременно ему стало понятно, что его понятие всеобъемлющего мира, которым человек, будь он хоть как силен и могуч, увидеть не сможет, существовавшее только в туманно-эмоциональном виде, теперь окрепло и выкристализировались. Увы, даже его умения и мощь святого не могут помощь. Ведь даже Бог на Небесах ему мягко говорил, что и ему в человеческом обличии это не объять. А уж человеку, пусть святому, тем более!
Он уже сам, не опираясь на помощь мужчин, сначала встал, а потом сел на тот же самый стул, с которого только что постыдно упал.
Увы, государь, Макурин отрицательно посмотрел на Николая, вот время доклада его превосходительства военного министра, я попытался получить всеобъемлющие данные о войне с помощью Нашего Всемогущего Бога
Вам отказали? с интересом спросил Татищев. Как же, святой буквально на глазах являет чудо, а он в присутствии государя становится свидетелем. Потом опомнился под любопытно недовольным взглядом Николая I, не понимающим, как военный министр так осмелел: извините, государь, я виноват. Просто Андрей Георгиевич святой, а я сторонник нашей церкви.
Император пусть и сухо, но кивнул. Вспомнил, что министр еще с молодости был знаменит своей гульбой в парижских вертепад и долгими молениями в посольской церкви.
Так как же, Андрей Георгиевич, извольте объяснить, обернулся он уже к Макурину: если, конечно, Господь вам позволит.
Последняя оговорка давалась императору с трудом, все-таки монарх всегда был всемогущ в России.
Господь Наш Всесилен, но Добр, перекрестился святой, мне, кажется, он позволит мне это сказать близким мне людям.
Макурин несколько лукавил. Близкими они, разумеется, не были, даже военный министр дальний родственник. Ну его к лукавому, такого родственника. Но, с другой стороны, от этих людей так много зависело, почти все на Земле.
Подождал немного, ожидая реакции Бога. На самом деле ждал, а не обманывал окружающих. Бог существовал это он знал четко. Он также понимал, что Господь не всесилен, как это думали верующие. По разным причинам, вполне естественным, но и Бог в чем-то был ограничен. Но все равно, по сравнению с людьми, даже со всем человечеством, он был очень силен и всемогущ. И не надо было его злить, от этого было бы плохо всем.
И присутствующие молчали и ждали, как на памяти у умерших. И император не возникал. Он уже видел, как Господь реагирует, Земля аж трясется.
Наконец, Макурин решил, что времени прошло достаточно и Господь, если бы был недоволен, то отреагировал. А если молчит, то можно. То есть он сразу подумал, что Бог не обратит на их разговор, но вдруг. Да и присутствующих надо было приструнить, ибо хоть он и святой, но человек, пусть кое-кто и сомневается.
Я обратился к Небу с просьбой помочь, если и не России, то хотя бы мне, сказал Макурин и подождал, теперь уже реакции окружающих. Сказано ведь было неподобающе. Так мог высказаться в России только император, но не министр, тем более, при своем любимом монархе.
Однако, никто не сказал нечто негативное и даже злое, видимо, посчитав, что святой как раз находится в этом ряду. Макурин вздохнул, возвращаясь к войне. За годы жизни в XIX веке он, пожалуй, впервые оказался в ситуации, когда ничего не мог
этим, продолжил:
Любое решение члена Секретного комитета после моего одобрения становится обязательным для любого учреждения Российской империи. Это я говорю для того, чтобы вы, господа, помнили вы поедите на юг не только высокозначимыми частными персонами, но и государственными деятелями, имеющими право решить на все от больших сражений до крупных наград.