Черт, а в голову ничего путного не влезет ни с ним поехать, ни здесь оставить. Леший его побери, всю нечисть проберешь, а ничего в голову не полезет!
Андрей Георгиевич по-человечески ее, как-то, наверное, понял, но если сравнить заботы его земные в рамках России и небесные, в рамках аж всего человечества, отнюдь не преувеличивает, ее родить одной женщине одного ребенка, то сразу понятен весь приоритет.
Поэтому извини! Макурин нагнулся и слегка ее обнял беременную больше нельзя, как не обижайся поцеловал в прекрасный, даже теперь весь такой сексуальный лобик, я не могу.
Она же, намереваясь хоть в чем-то его переиграть, жалобно посмотрела сидя вверх на стоящего мужа, уже готового идти и мысленно отсюда далеко, может в Зимнем дворце, может в министерстве, а может в самом деле в поместье. И показала пальцем красивым, тоненьким и длинным на красивые же губы целуй туда!
Ах, ей нельзя было отказать такой прелестный, такой прочувственной и изысканно-сексуальной даже на большой живот и портящую ее беременность. Все-таки уже целый шестой месяц. Еще раз нагнулся и уже по-настоящему крепко поцеловал, по мужски, и не как девственную капризную девушку, а как настоящую женщину, познавшую и желающую физический секс.
И все милая, мне действительно некогда! Муж подбадривающее посмотрел на нее всем тяжело, не тебе одной и быстро сбежал, аж подковы зимних сапог простучали по лестнице дома. А ей вот здесь скучать, считать зевки. Понимал наступал период поздней беременности, каких-то два-три месяца, когда живот уже не пускал практически никуда и приходилось коротать с Аленкой и еще тремя четверьмя слугами. Это было действительно мало и потом, в кутерьме с маленьким ребенком, недавно родившимся, большим ребенком мужем, родившимся давно и не ею, но все равно утягивающаяся много времени, она будет жалеть эти дни.
Но сейчас-то, пока они неспешно идут, хоть посуду бей на обеденном столе. Или вон болтушке Аленке сделай что-то больно. Как-то уж охотно и быстро дражайшей супруг подобрал ей мужа, смазливого, надо сказать, парня, на которого она тоже посматривала, чисто платонически, конечно, куда ей при беременности-то и при здоровом муже.
И Алена ведь тоже, даже почти не посмотрела красив ли, здоров ли, молод ли, хотя бы? Ай, как подозрительно все. Хотя еще небольшой кусочек головы трезво указывал, что делается все ради нее же и кровь в новобрачной постели подтверждает, что невеста пришла к своему мужу честной
Ну да пусть, не хочется ей думать! И беременная Настя лениво махнула к служанке Алене пусть расскажет нечто зряшное, но интересное, барыня что б не скучала до обеденной поры, а потом до ужина.
А Андрей Георгиевич меж тем быстренько добежал по морозцу до санки. Хоть и шинель у него было теплая, на меху, а на шее лежала целая бобровая шкура все по высокому чину его высокопревосходительства
а по утренней поре как-то мерз.
Шлепнулся в сени, укрылся суконной полостью, утепленной волчьими шкурами и только тогда с трудом угрелся, напоследок позавидовав жене Насте. Хотя чего уж там завидовать беременной женщине, грех один, прости Господи.
Вспомнил про Бога и сразу припомнили дела. Нынешнего дня многие из них лягут в этой плоскости, нацеленные на войну, а если и не напрямую, то косвенно. И заседания Государственного Совета, и нежданный визит европейских послов в его министерство и даже нежданная зимняя поездка в поместье тоже связывалась с войной. Точнее, с подготовкой съестных припасов к войне. А еще точнее, подготовкой его (и, конечно, императора) на войну. А потом посмотрим, что и как будет. А после войны все будут думать о Господе Нашем Милостивом.
Макурин усмехнулся и удивленно проморгнулся. Так задумался, что и не понял, как оказался у подъезда Зимнего дворца. Во как!
Пришлось пойти, да не просто незамечено, а величественно, с визгом, писком, ревом (это в пересказе самого Макурина). Что же делать, не было у бабы заботы, так она порося завела.
С недавних пор император Николай I своим монаршим рескриптом повелел его святейшее преподобие встречать только у парадного подъезда, с гвардейским караулом, как любого из семьи Романовых.
В подлиннике сначала было написано аж как действующего императора. Макурин едва было уговорил Николая, что исконно в России находился один монарх, а два наличествующих вызовут в народе разброд, а в государство смятение.
Кое-как уговорил. Но когда попаданец попытался еще и убрать себя из семейства Романовых, то не сумел это сделать. Его просто не поняли и император Николай, и цесаревич Александр, и, скорее всего, императрица Александра Федоровна и прочие взрослые члены семьи, если бы были в это время при разговоре.
Ведь в чем, собственно, была ирония. Макурин-то поскромничал, да и просто поленился, не желая ставить свою фамилию с императорской, а члены этой семьи вдруг решили, что он, святой, ставит выше себя российского монарха и его родных. Чуть не разругались (они с ним, а не он с ними) и Андрей Георгиевич вынужден был уступить. А теперь вот мучиться на морозе сам и мучить гвардейцев.
Хотя последних уже можно было и не жалеть. Макурин гвардейцев за свою нелегкую военную службу жалел, каждый раз караульных благословлял, из-за чего те не только улучшали здоровье и повышали общий настрой. Им и по жизни (кто по службе, а кто и по личной судьбе своей) поднялось, а поручик Зазвеняйло, получив три благословения, вдруг обнаружил четвертую звездочку, о чем сообщил в рапорте полковому командиру полковнику Шамбранду.