А за столом в простенке стоял не стул, а целый трон. Деревянный, с поручнями, с прорезной готической спинкой, похожей на з а мок. И на з а мке этом висел миниатюрный китель с золотыми пуговицами, а на сиденье возвышалась гора из вышитых думок.
Как мужичок-с-локоток вскарабкался на нее, Василий приметить не успел. Вылизывал зудящие от воды лапы. Он бы и пострадавшую гордость вылизал, чтобы успокоить, будь та материальной.
А Севериныч, похоже, троном с подушечной горой пользоваться привык. Поерзал на ней, обрядился в мундир, разгладив каждую складочку, и подался вперед, упираясь о столешницу локтями. И вид у него стал чинный донельзя.
Увидев, как пялится на него Василий, самоуправец поплевал на ладони и пригладил лохмы.
Луша! Докладывай!
Луша коротко и дельно изложила обстоятельства встречи с баюном.
Этот тот, что у нас по сводкам проходит? Гм Давай на стол его.
Бумаги, папки и чернильный прибор мистическим образом поднялись в воздух и перелетели на полку с другими папками и пергаментными свитками. А на стол поверх зеленого сукна расстелилась, прилетев не пойми откуда, крахмальная простыня.
Василий громко икал, глядя на эти безобразия, и пучил глаза. Он думал, что и на стол взлетит волшебством, но Луша взяла кота в охапку и взгромоздила пред светлые очи своего, как понял баюн, начальства.
По мундиру щеткой пройдись, распорядился Севериныч. Вся в шерсти вон.
И протянул руку, чтобы почесать за ухом кота. Василий шарахнулся, едва не свалившись на пол.
От шустрый! восхитился коротышка в мундире, но больше прикасаться не пробовал. Если ты Баюн то спой.
Мрау-у-у
Луша, оставив мундир висеть в воздухе, а щетку его чистить, сняла с гвоздика и повязала Ваське на шею криво связанный крючком зеленый шарф.
Вяжешь ты еще хуже, чем преступления раскрываешь! глянув неодобрительно, высказался Севериныч.
Неправда ваша! отозвалась Луша звонко.
Погоди шарфы на него вязать. Искупать надо. От блох обработать. И мазью бока и лапы смазать. Смотри, тут плешь вроде
Он повел пальцем, и шерсть на боку Василия сама собой приподнялась. Мундир в воздухе тряхнул рукавами, щетка замерла. Точно присматриваясь к баюновым шрамам.
Пусть обвыкнется сперва. Он же боится
Жалостливая ты. А мне плешивые да больные сотрудники не нужны.
Так мы его берем? Берем
В конторе и так было ярко от солнца, а тут и вовсе поярчело так обрадовалась девушка. Она сильными руками приподняла Севериныча и чмокнула в щеку. Старичок-с-локоток побагровел и нервно подергал бороду, обмотавшую шею.
Ладно, купаться его на речку отведешь, покрутился, утаптывая свои подушки. Но средством
от блох обработаешь! И шрамы мазью тоже.
А ты, покивал он корявым пальцем Василию. Слушай сюды. Я доможил
Василий лупнул глазищами.
Ну, домовой, перевел старичок и вздохнул: от темнота. И здешний вертлюжинский староста. Поклон Северинович меня зовут.
Баклан он, хихикнула Луша, прикрывая рот ладошкой. Птичка такая иностранная.
Севериныч глянул на подчиненную, но браниться не стал. Не хотел реноме уронить, должно быть.
Поклон Северинович. Наиглавнейший твой начальник. А вот это девица Лушка, Лукерья Авдеевна, участковый детектив второго класса с нумером 13. Нумер на форменной фуражке обязан совпадать с тем, что на груди и на служебном транспорте, потыкал он корявым пальцем в нужное. А ты, баюн, будешь придан ей в официальные помощники. С нумером 13 бис.
Севериныч подманил к себе перо.
А погост Вертлюжино с соседними деревеньками наш участок и есть. Внял?
Василий и хотел бы, да не мог ответить. И сотни вопросов вертелись у него на языке и кололись. Что это за место такое? И как тут работает магия? И почему вообще? И как ему снова стать человеком? И если тут магия есть, то зачем тут участковые?
Он опять едва со стола не слетел от напряжения.
Тебя как звать? Молчишь? Ну ладно, запишем Василием, объявил Севериныч.
И подмигнул. Словно пролистал попаданцу мозги и знал всю его подноготную.
Так, лежи смирно и ровно, и хвост вытяни измерять тебя будем. Луша, придержи его за шкирку, чтобы не баловал!
Он не будет, синеглазка нежно почесала Василия под подбородком. Он заурчал, не зная, обижаться, что она так панибратски почесывает незнакомого мужчину, или уплощиться от счастья.
А Севериныч вытянул из воздуха линейку размером со стол и уложив рядом с баюном, зашлепал губами, словно так помогая себе производить в уме вычисления. Что-то записал на листе бумаги, и повторил измерения рукой, растянув большой и указательный пальцы на максимум. Снова записал.
Так, семь пядей. Не во лбу, конечно, а от ушей до хвоста. Но для баюна вполне подходящий размер. Тем более молодой, еще вырастет. А весу в нем
Василий неожиданно для себя оказался не на столе, а свернувшимся в клубок в плоской чашке старинных тяжелых весов. Такие случались разве что в музее торговли или в исторических фильмах. Где похожие на лебедей красные стрелки на могучем основании должны были поцеловаться, когда на вторую чашку укладывали гири, соответствующие массе товара.
Чаша с Василием ушла вниз. Но когда староста самоуправы стал вытаскивать прямо из воздуха и класть на вторую тяжелые гири почерневшего железа легонько пошла кверху. И уравновесилась самой маленькой гирькой граммов на пятьдесят.