И пронзительным, отовсюду слышным голосом завопила:
А того я буду, кто на холм взойдет да стрелу по ветру метнет, а мое сердце расцветет. Тому я и стану законная жена!
Опять метлы и вальки взлетели в женских руках
Граждане! Прекратите! Луша с баюном стали проталкиваться в эпицентр, чтобы обуздать конфликт. Похоже, у Василия к чарам лягушки был иммунитет. Он смотрел на Лушу и понимал, что ни одна другая, хоть самая распрекрасная и распремудрая, не сможет ее заменить.
Он открыл рот и запел, имея целью не погрузить всех в сон, а только накрыть дремой, чтоб утихомирились:
Котик мохнатый
По садику ходит,
А козлик рогатый
За котиком бродит.
Лапкою котик
Помадит свой ротик,
А козлик седою
Трясет бородою.
Получилось! Народ замирал, ронял оружие и прикрывал ладонями зевающие рты. Чтобы душа не убежала.
Севериныч, свесив ноги, присел на крышу кареты. Мужики укладывались штабелями на траву.
Луша потрепала баюна за ухом и шепнула:
Молодец.
И тут под ноги свет Витальевны упала стрела.
Ах! Василиса едва не превратилась в лягушку от волнения. Щеки позеленели. Из груди ее вылетело и воспарило к небесам огромное бирюзовое сердце.
Волшба развеялась.
Тьфу, приходя в себя, сказал Севериныч и спрыгнул с кареты. Луша лукаво улыбнулась. Она угодила под чары Кощея, Севериныч под Василисины. Квиты. Когда она рапорт напишет начальник не станет насмехаться.
А Василиса все держалась за грудь:
Приведите его ко мне!
Толпа (кто еще был на ногах) раздвинулась. И в открывшийся проход входил мальчишечка двенадцати лет. Белобрысый, бедно, хотя и опрятно, одетый и с луком на плече. В колчане за спиной длинные стрелы шевелили серым оперением.
Похоже, мальчишечка опоздал к «банкету» и теперь пялился вовсю и на пропускающую его толпу, и на задремавших, и на двенадцать молочных гривастых коней, бьющих копытами от нетерпения, и на золотую сверкающую карету. А девица в зеленом халате, застывшая с ошеломленным выражением лица, ему была не интересна.
Тут ошибка! выкрикнула Василиса возмущенным голосом, зеленея на глазах. Царский сын ту стрелу пустить был должен!
Так я и есть царский сын, сказал ребенок с луком, моргнув. У меня отец Василий, что с греческого царь.
Василиса надулась.
Ну что, баба трехсотлетняя? осклабился Севериныч. Жди теперь, пока «царевич» вырастет.
И тогда с красавицей в зеленом стало происходить странное. То, что едва не произошло в Кощеевом замке с Лукерьей Авдеевной.
Василиса свет Витальевна стала каменеть и уменьшаться. Прекрасные глаза выпучились, между лапами отросли перепонки, а восхитительное зеленое платье оборотилось гладкой малахитовой кожей. И каменный артефакт, усыпанный изумрудами и хризопразами, словно просом, упал бочком в изумрудную траву рядом с прорезной коробчонкой из чистого золота.
А двенадцать белых коней белых мышек с красными глазами прянули прочь по траве. Бабы завизжали, роняя дреколье и сигая на руки мужикам. Визг поднялся до неба.
Но Василий и это разрулил. Чтобы хоть одна мышь от него сбежала? Да никогда! Тут главное, чтобы не надо было после их есть!
Луша не визжала и не бежала, но брать поднесенных Василием мышей в руки тоже как-то не горела желанием. Учет и контроль расколдованным «коням» вел Севериныч, отмечая каждую мышку и складывая в узелок.
А Василий, принося мышей Луше под ноги, просто пыжился от гордости. Наконец ощущая себя старше, защитником и покровителем слабой прекрасной женщины. Ну или не слабой. Тяжеленную золотую коробчонку с увесистой каменюкой-артефактом Луша подняла без натуги. И понесла за Калинов мост в замок Кощея. Следом тыгдымкал Василий, навьюченный узелком с приходящими в себя мышками. Похоже, заговоренным: они внутри скреблись, но прогрызть ткань и улепетнуть не смогли.
Это что? спросил Кощей, глядя на золотую коробку, когда баюна с детективом провели к нему в кабинет.
Лягушонка в коробчонке, усмехнулась Луша, ставя Кощеево имущество
на край стола.
А это? ткнул красавец пальцем в узелок.
Побочный продукт.
И тут Василий сбросил с себя мешок с мышами. Коварный Севериныч, похоже, нарочно сделал так, чтобы при падении узелок развязался сам собой. Мышки, оказавшись снаружи, на минутку замерли, подняв передние лапки, принюхиваясь и шевеля усами и голыми хвостами прежде чем юркнуть в укрытия.
Угловатая мебель Кощеева кабинета утратила надменность, истерически заскрипела и шарахнулась. А сам коварный искуситель и соблазнитель чужих барышень заверещал, словно испуганная девица, и одним прыжком очутился на столе. И там топтался, поджимая ноги, отмахиваясь руками, зажмурившись и отчаянно вереща.
Все правильно. Зло должно быть наказано. Или хотя бы загнано на стол.
Глава 11
Тут Василий выбрался из-под кровати и устроился у Луши в ногах, мурлыканьем навевая сладкие сны. Он дремал, но одно ухо было чутко приподнято, чтобы не пропустить любого опасного шороха, а правый глаз приоткрыт. Он поблескивал щелкой, ловя розовый свет ползущего по горнице лунного луча. А тот аккуратно перебирал полоски домотканого половичка и рисовал цветы и узоры на беленом боку печи.
Успокоительно, влажно шелестела под распахнутыми окнами сирень.