отжимали сверху бородатую губку, выплескивая воду каскадом.
Баюн только жалобно попискивал. А когда русалки закончили и отстали, он нащупал дно и во все лапы метнулся из воды. Прыгнул Луше на грудь, повалил и заорал.
Громкий жалобный мяв его пронесся над рекой. Должно быть, окончательно распугивая всех водяных кобылиц. Даже туман сильней прижался к воде и неопрятными прядями повис на ракитовых кустах.
Ты что! возмутилась Луша, заворачивая баюна в полотенце. Мне теперь мокрой домой идти
Можно подумать, глина на юбке это ерунда, это не считается.
Русалки хихикали и махали руками.
Баюн первым метнулся от реки по знакомой тропке к дому. И Яги с ее чернавцем больше не высматривал и не боялся. А все думал о своем кошачьем достоинстве, которое этим наглым купанием было уронено дониже пола.
Шерсть свисала сосульками, баюн стал меньше вдвое, и с него при беге все еще капала вода.
В дом с немытыми лапами не лезь! Севериныч нас убьет!
Луша догнала Василия и ровно дыша, побежала рядом. Смотреть на нее было приятно.
Но чтобы показать, что все еще обижен и возмущен ее коварством, баюн широко зевнул и отвернулся.
Дома Василий, показывая характер, налакался воды из миски для мытья ног, сожрал пшенную кашу со шкварками, что Луша вынула для него из печки, и растерзал корзину, приготовленную ему для сна. Большую такую корзину, уютную. Туда была положена мягкая подушка в пестрой наволочке, набитая сеном, и алое атласное одеяло. Просто прекрасное ложе. Но корзина!
Нет, на самом деле баюн понимал, что мстить надо вредной бабке и ее подельнику И что корзина просто символ унижения и страданий, им перенесенных. Но удержаться не смог.
Потом схватил подушку зубами за угол и утащил в самый дальний угол под кроватью, куда враги уж точно не доберутся без шума и пыли. И затихарился там.
Оказалось, староста самоуправы стоял на пороге и за эпической битвой с ивовым прутяным изделием наблюдал. И хихикал про себя.
А я говорил Севериныч довольно огладил бороду. Баюн это не какая-то там кукла. Дескать, «куколка, покушай, моего горя послушай», а она тебе победу соорудит и жениха впридачу. К коту особенный подход требуется.
Вообще-то ничего он не говорил подобного. Это Луша сказала, что у кота не может быть хозяина.
Не нужен мне ваш жених, хмуро сощурилась Луша. Ни впридачу, ни вообще. Доброй ночи!
Сказано было таким тоном, что будь девушка ведьмой ночь для большого начальства оказалась бы очень недоброй.
Пряталась за всем этим какая-то тайна.
Севериныч ушел. А Василий плотней забился под кровать, слушая, как та скрипит над ним, когда девушка ворочается, и как шуршат перины. Наконец утомленная Луша заснула.
А Василий не мог. Луна светила в горницу поверх занавески. В городе она из-за фонарей никогда не была такой яркой. А на душе у баюна кошки скребли, как бы странно это ни звучало.
Вроде он обрел дом, и еду не за преступления, и даже чин Или должность? Или чин? И все равно Тоска навалилась такая, что хотелось плюхнуться на пол и помереть. Но из-за анатомии он даже голову лапами обхватить не мог, ну разве что лежа. А так приходилось сидеть, опираясь на три ноги и хвост, а четвертую прижимать к очам жестом фейспалма.
Депрессия, страдания. Он так проживет всю жизнь в этом, как его, Вертлюжине, и помрет котом, и никто об этом не узнает. Что он человек! А его чувства может он засунуть эти чувства туда, откуда пышной пальмой прорастает хвост.
Сколько ни уговаривай себя: «Это сон, это просто сон» фиг проснешься.
Глава 6
Он кудахтал, вышагивая по подоконнику растворенного окна. Маршировал, выкидывая вперед когтистые желтые лапы со шпорами. Тряс шелковой бородушкой и многоцветным хвостом. И с любопытством взирал на Василия то левым глазом, то правым.
И убедившись, что тот проснулся, выпрыгнул в окно.
Василий полез следом. И завис пузом на подоконнике, хотя до земли было всего ничего. Широко зевнул.
Утро было прохладным, бодрящим и солнечным, как и положено августовскому утру в деревне. Луша перебирала голубой мотоцикл. Золотистый августовский туман, рассеиваясь, медленно убредал со двора. Начинало пригревать солнце.
Холимый саженец Севериныча в огороде вырос на полголовы и радостно звенел серебряными и золотыми листьями. Помидоры не звенели, зато плоды на них округлились и призывно пламенели, подсказывая, что их пора сорвать.
Василий почувствовал, что живот подвело от голода, и вернулся к мискам на кухне. Вчерашняя каша заветрилась. И он вспрыгнул на
припечек, чтобы проинспектировать горшки. И разумеется, своротил.
На грохот прибежали все: Севериныч, Луша и петух. Кочет первым же делом стал клевать из Васиной миски. А детектив и староста устраняли безобразие.
А мужчину первым делом накормить надобно! назидательно ворчал доможил. А не за технику свою с утра хвататься. Тем более что она и так на ходу.
Луша громко фыркнула и наложила баюну еды. Неплохой был борщик, Василий оценил.
Севериныч ушел сквозь стену. Прокричал:
Луша-а! Зайди после завтрака в самоуправу!
Угу, она повозила в тарелке ложкой, расписанной под хохлому. И вздохнула.
Вот. Изучи.
Серенькая папка, трепеща завязками, перелетела Луше в руки. Девушка заглянула внутрь: