Торвинен лежал в снегу возле ели и, раздвинув густые ветви, смотрел на вражескую высотку.
Ну и дисциплина у них, ворчал он. Уже давно должны сменить часового, а он все еще торчит на своем месте. Тоже вояки называются!
Трое бойцов плотно прижимались к снегу рядом с Торвиненом. Они тоже пристально следили за часовым.
Наконец вдали показалась смена. Финны шли по ходу сообщения, и часовой, не дожидаясь, пока его место займет другой солдат, направился навстречу смене.
Воспользовавшись моментом, Торвинен быстро пополз вперед под прикрытием деревьев и кустарников. Бойцы ползли за ним так же бесшумно и быстро.
Теперь до часового оставалось не более пятнадцати шагов. Открытую полянку нужно было преодолеть молниеносным рывком.
Торвинен долго следил за часовым, выжидая удобного момента. Но вот за спиной, из глубины тыла, раздался приглушенный артиллерийский выстрел, и снаряд, просвистев над головой, разорвался во вражеском окопе, шагах в десяти от часового.
Часовой стремительно бросился на землю и уткнулся лицом в снег. И в ту же минуту на него навалились бойцы Торвинена.
Очевидно, думая, что снаряд засыпал его землей, часовой застонал и еще глубже зарылся головой в снег. Бойцы поспешно скрутили ему руки и заткнули платком рот. Увидев бойцов, финн задрожал и замотал головой, словно моля о пощаде.
Не бойся, будешь жить, только не дури, прошептал ему Торвинен по-фински.
Бойцы и пленный поползли назад от окопа. Быстрее всех полз пленный, опасаясь тревоги со стороны своих. И действительно, там его хватились, финны закричали, затараторили. Несколько солдат, выскочив из окопа, бросились в погоню. Они не стреляли, боясь, видимо, убить своего.
Момент наступил серьезный. Торвинен,
наскоро пристроившись у вывороченной с корнем ели, крикнул бойцам:
Доставить пленного в полк! Идите Я приказываю
Увидев, что бойцы мнутся, не решаясь оставить его одного, Торвинен повторил приказ:
Выполняйте Я старший!
Он нажал на спусковой крючок автомата и сквозь дым увидел, что финны в нерешительности залегли за кустами.
Шли минуты. Торвинен, стреляя, начал отползать назад. Но тут что-то зашумело, запело над самым ухом. Яркое пламя ослепило его, ему показалось, что ближние ели закачались и стали падать.
Граната разорвалась, и тотчас наступила тишина. В этой безмолвной тишине Торвинен не услышал ураганного огня, открытого по врагу взводом разведки. Он не увидел, как Ларинен и Куколкин склонились над ним. Не почувствовал, как Куколкин поднял его на руки, словно ребенка, и понес к своим. И не слышал слов старого сержанта, который сказал подбежавшим санитарам:
Я сам понесу его. Он в помощи уже не нуждается.
Весна не сразу вступила в свои права. На дворе снова разбушевалась метель. Ветер выл и стучал в трубе железной печурки. В ответ ему сухие смолистые дрова весело гудели за дырявой заслонкой. Где-то далеко прогремел одинокий разрыв орудийного снаряда.
Сегодня Куколкин и Ларинен последний вечер проводят вместе. Завтра утром Вейкко покидает фронт его отправляют на краткосрочные курсы.
Что их ждет впереди? Вряд ли Вейкко встретится со старым сержантом. Вряд ли военные пути сведут их снова вместе.
Куколкин разлил вино по кружкам.
Выпьем, Вейкко! За тебя! За встречу!
Помолчали, прислушиваясь к завыванию ветра. Куколкин спросил:
Ну вот, допустим, кончится война Ты поедешь к своим друзьям в Петрозаводск?
Нет, они теперь не в Петрозаводске, ответил Ларинен. Муж Тамары еще перед самой войной получил назначение в город Сердогольск. Он теперь там главным инженером на заводе.
Вейкко подошел к двери и поплотнее прикрыл ее. За дверью бушевала метель. В трубе печурки завывал ветер. И где-то далеко в темноте рвались снаряды.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Все отчетливей становилось громыханье орудий. В городском парке дымили полевые кухни. С заводских железнодорожных путей днем и ночью доносились гудки паровозов, стук и скрежет вагонов. По улицам на восток мчались грузовые машины с женщинами, детьми, корзинами, узлами.
Утром Тамару Николаевну Торопову вызвали на железнодорожную станцию, расположенную в девятнадцати километрах от города. Там после воздушной бомбежки было немало жертв, требовались хирурги.
Почти двое суток Тамара Николаевна провела на станции. На обратном пути она торопила шофера, умоляла ехать побыстрей.
Грохот обстрела усиливался с каждой минутой. Теперь снаряды рвались уже в самом городе.
Торопова поспешила в больницу, но палаты были пусты эвакуация больных закончилась еще ночью.
В горздравотделе она нашла записку от мужа. Записка была написана торопливым почерком.
«Тамара, писал он, я еду в эшелоне со станками нашего завода. Не смог дождаться тебя. Еду вместе с Лидой. Когда вернешься в город, сразу же беги на завод. Там найди шофера Федора он тебя подвезет к самому эшелону. Спеши! Валентин».
Она подбежала к воротам и остановилась, не зная, что предпринять. Завод был охвачен огнем, но никто не тушил пожара. Бурное пламя высоко поднималось в туманное, серое небо. Над корпусами выли снаряды и рвались где-то далеко позади.
Тогда Тамара Николаевна побрела домой. Едкий дым и пыль застилали улицы. Тяжелые взрывы потрясали дома. Но она, казалось, ничего не замечала вокруг. Мучительно сверлила мысль: «Машины нет, завода больше нет, мои уехали»