Учительница.
Тем лучше. Мужчина забрался на Ворона. Узнаешь у неё, что с тобой происходит. Если эту болезнь невозможно истребить, то я постараюсь убить тебя быстро и безболезненно
Я скривилась.
Любыми доступными способами. До тех пор, Радослава, предупреждаю, что не спущу с тебя глаз.
И всё Круг замкнулся. Что мы имеем? Лис следит за Радиславом, тот держит острие меча подле моей шеи, а я приглядываюсь к безумцу-варрену, до сих пор боясь проснуться с зачарованным кинжалом в животе. Недружелюбная обстановка, зато честная. Приходится согласиться, что легче обороняться, держа врагов подле себя.
Охотник, разреши один вопрос, пристыжено попросила я.
Какой?
Почему ты поцеловал меня, хотя мог бы зажать рот ладонью?
Радислав сузил глаза до щелок.
Она была в песке.
И что? В голос пробралось искреннее недоумение, затмившее даже накатывающий плач. Бессмысленно заботиться о ведьме, и ты это знаешь не понаслышке.
Тогда считай, что я добрый ко всем. Точка.
Я видела, как напряглись его скулы. Но смолчала. Некое решение всё-таки пришло в голову, но то было уж слишком дурным и наивным, поэтому я постаралась забыть о нем. Пускай девичьи грезы остаются грезами; им нет места в быту.
И началась сотая гонка за рассветом. Я дремала, но различала через полотно сна тихие беседы спутников. Слова стерлись, серьезность в тонах запомнилась.
Как вышло, что я перестала контролировать себя? Я бы никогда не напала на человека из-за мелкой ошибки. Я бы не мечтала беспричинно испепелить охотника. Нет, всему виной мрак. И от того, что мною руководит нечто необузданное, становится жутковато.
Возможно, Радислав прав: смерть стала бы лучшим исходом. Получается, при всех минусах есть один плюс: человек, согласный прервать никчемное существование, нашелся.
Как долго я спала?!
Спутники измучились. Я видела ссутулившуюся пуще прежнего спину Лиса и прикрытые глаза едущего ровно на одной линии с нами охотника. Рот последнего был рассечен тремя идущими поперек губ полосками, из-за которых мне опять стало не по себе.
Доброе утро, неестественно елейно отозвалась я.
Угу, единовременно ответили мужчины.
Лошади устали и сбавили ход к тому же и полная ям да кочек дорога не позволяла разогнаться, поэтому звуки голосов легко различались, не прерываемые шумом ветра.
Вы поспали?
Не было возможности. Лис до хруста в позвонках свел лопатки, а затем вновь согнул спину.
И сейчас нет, грубо вставил охотник.
Он прав. Заснуть здесь смогла бы только привыкшая к подобному я. Узенькая тропка, где с трудом разъедутся две лошади, для сна непригодна. По бокам болото, засасывающее и густое. И хоть вдали виднелись зеленые ели, но я помнила, как обманчивы очертания леса. Почва, на которой прижились деревья, была зыбкой. Лучше уж бодрствовать. Иначе или сгинешь в топях, или станешь обедом местной нежити. Те больно голодные и оттого обладают скверным характером, посему спрашивать разрешения не станут.
Бес подери! Неужели дом ведьмы ближе, чем кажется?! Но почему так скоро? По моим расчетам, двигаться предстояло ещё около двух дней; но получается, хорошо, если сутки.
На вопрос я получила вполне лаконичную фразу от Радислава.
Любая дорога сокращаема, отрезал он,
и хоть я не понимала, где и каким образом, но поверила.
А кончики пальцев онемели от подступающего ужаса.
Пункт девятый: первым делом обезвредьте жилище ведьмы; помните, оно столь же опасно, как и его хозяйка
Хозяйка лачуги, к которой вела единственная тропка посреди топей, напоминала злую каргу из сказок: древняя, сгорбленная, с колким взглядом ледяных серых глаз и клюкой в сухих пальцах. Говорила учительница тихо и мало; она не любила тратить время на беседы. Вместо просьбы приказ, вместо порицания наказание. Помнится, уши мои горели от того, как в них вцеплялись крючковатые желтые когти; щеки от пощечин. Я боялась её и потому уважала.
Чернокнижница рассмотрела во мне талант. И я, осознавая безысходность сложившегося положения, согласилась остаться на болоте. До этого ведьма брала учениц, но те, по ее словам, несли сплошное разочарование. На меня она возлагала надежды. Которые, разумеется, не оправдались.
Учительнице нравился мой вздорный характер. Она говорила, что во мне всего много: слишком уперта, слишком опаслива, слишком несговорчива. И на робкие выпады об уходе отвечала усмешками. Как знала, что вернусь.
Когда я убегала, ведьма пусть и смирилась, но ругалась. Шипела, ухватив за ворот рубахи и выкинув за порог. Следом полетела многострадальная книга. И я упрямо побрела обратно в деревеньку, чтобы прикупить более-менее целую одежду да еды. Сбережения камешки, монетки, колечки оставались после вылазок по склепам. Учительница частенько находила запасы и отбирала их; я плакала, но не перечила.
Что ж, хватит о плохом.
Вскоре за последним привалом путь потерял всякую четкость. Лошади тревожно ржали, ступая на глинистую почву. Пришлось слезать и брать коней за поводья. Двигались мы медленно, шатко, изредка проваливались по колено в трясину. При выходе на очередной «плешивый» участок было решено оставить коней в покое. Лис с Радиславом привязали их к деревьям, и Ворон с Тучкой испуганно озирались, словно нас кто-то преследовал.