Ульмас Умарбеков Джура
I
И вот сколько уж лет прошло. Поэт из меня не получился. Может, он знал еще тогда об этом и оттого так часто говорил с улыбкой «поэт». Я не обижался, улыбался тоже. Потом я перенял эту его привычку, и теперь, когда у кого-нибудь из моих молодых сотрудников дело не ладится, я бросаю ему с усмешкой: «Эх ты, поэт». Они не понимают и удивляются. Пока не понимают Я знаю придет время, и они тоже с улыбкой скажут это оплошавшему новичку Я хочу, чтобы было так, хотя никому не рассказываю о том, кто первый назвал меня «поэтом» Это моя маленькая тайна, моя память о близком человеке, память молодых и горячих лет Самого человека давно уже нет, а вот словечко живет, осталось. Живет и дело, которому он учил меня
В те годы многие из нас хотели работать в ГПУ, и особенно, конечно, мои сверстники. Работник ГПУ значит почет, уважение и в городе, и в кишлаке, ты сила, гроза всяческой контры, ты на переднем крае борьбы за мирную, спокойную и счастливую жизнь наших городов и кишлаков, и еще кто же из нас не видел себя во сне в кожанке и с револьвером на боку.
Мы, семнадцатилетние, работавшие в губкоме комсомола, просто мечтали о полной опасностей и приключений жизни чекиста, в свободное время любили рассказывать друг другу удивительные истории, где героями неизменно бывали чекисты, но главное, что волновало нас и делало наши мечты осязаемо близкими, то, что за последний год двенадцать наших товарищей ушли по решению комсомола работать в ГПУ. Значит, мы нужны так понимали мы, нужны наша преданность революции и решимость, наша вера в собственные силы, наши мечты, крепкие руки, острые глаза и отважные сердца.
Однажды утром второй секретарь губкома вызвал нас к себе, сразу восемь человек. Мы все догадывались, о чем с нами будет говорить секретарь, и взволнованно обсуждали ожидавшиеся перемены в нашей жизни. Правда, я хотя и мечтал, как все, о скрипучей кожанке и тяжелом маузере, все же считал себя в душе не военным, а поэтом и театралом и поэтому был немного растерян. В те дни наша театральная труппа имени Карла Маркса готовила постановку «Ферганской трагедии». Роль курбаши в ней исполнял сам Хамза. Я отдавал спектаклю все свободное время, да и в комитете комсомола занимался культпросветом: еще я преподавал в школах ликвидации неграмотности при двух клубах и депо железнодорожников.
В кабинете нашего секретаря Виталия Колосова находились кроме него два человека, одетые именно в те кожанки, что волновали наше воображение. Сам же Колосов всегда был в кожаной куртке и при оружии, только носил он предмет нашей зависти не сбоку, а на животе. Зависти потому что из всех работников губкома у него одного был наган.
Колосов назвал каждого из нас по имени представил сидящим, а потом поднялся, уперся кулаками в стол и начал:
Почему мы вызвали вас?.. Усилились враждебные
действия против молодой Республики Советов! Он всегда так выражался и вообще любил поговорить перед народом ни один митинг без него не обходился: и в своем кабинете он выступал, будто с трибуны. В Душанбе тайно состоялся курултай басмачей, в нем участвовал представитель международного империализма, враг революции Энвер-паша! Акулы империализма усиливают снабжение наших внутренних врагов оружием, деньгами и даже продуктами! Опять встревожен покой трудового народа! Участились нападения басмаческих банд на кишлаки и города, особенно в Ферганской долине! В ответ на это мы преданная смена партии большевиков должны считать себя мобилизованными!
Колосов налил себе воды и стал пить, а один из чекистов воспользовался паузой:
Товарищ Колосов очень хорошо рассказал о последних событиях. Мы обращаемся к вам, ребята: в ГПУ нужны такие грамотные, проверенные люди, как вы, комсомольцы. Все ли согласны участвовать в борьбе с басмачами?
Мы в один голос ответили: да, все готовы защищать завоевания трудового народа.
Тогда не будем медлить, дело не ждет. Начнем распределение.
Второй чекист взял лист бумаги.
Шукуров!
Ну надо же начали прямо с меня. Я и рта открыть не успел.
Вас направим в Алмалык. Возражений нет? Тон вопроса не оставлял возможности для возражений, и я растерянно молчал. Завтра туда следует отряд милиции. Поедете с ними. Вот путевка.
Он протянул мне бумагу, и я невольно взял ее.
Джумаев! Вас направим
Я тихо повернулся и пошел к двери. Вот уж никак не ожидал, что участь моя решится так скоро. Прямо не знаешь-то ли радоваться, то ли огорчаться. Работа в ГПУ, конечно, дело почетное и важное, и сам сколько раз мечтал с ребятами: а вот когда мы Но не готов в душе, что поделаешь. И все мысли-то в последнее время были про театр да ликбез
У двери кабинета меня догнал Колосов, положил руку на плечо:
Не ждал? Растерялся?
Я только покачал головой и неуверенно улыбнулся.
Не бойся, привыкнешь! Ты не хуже других, мы за тебя поручились Ну, ни пуха Будь здоров! Он крепко пожал мне руку и вдруг добавил тихо и печально: Я, брат, тоже еду
Куда?
В Нанай Убили там секретаря ячейки
Это был третий случай за последние дни, басмачи не щадили активистов. Но в словах Колосова поразила меня особая, неприкрытая горечь. Когда я вышел из кабинета, мне сказали, что секретарем в Нанае работала его невеста