Наконец, всё же усевшись поудобнее, она взялась за карандаш. По другую строну от орудия уселась и Тоня, тоже с листком в руках. Лица их сменяли эмоции каждую минуту, то задумчивые, то задорные, а вот чуть понурые стали, но работа шла крайне оживлённо. Время шло. Девчонки то перечёркивали строки, то писали снова точно те же, туда абзац, сюда абзац. Запятую вот для красоты вставят, дефис, точечку. Пунктуация штука важная, но раздражающая. Обычно ставишь эти запятые по памяти, а сейчас хочется правильно, с чувством главное!
Чего, закончила? Оля мельком глянула, чего же там Тоня написала.
Не подглядывай! Я к тебе не подглядываю.
А я ещё и не закончила.
Дописывай тогда.
Я вот тебе уже рассказывала, твои хочу услышать. Стихи рассказывать, знаешь, немного смущает
Меня вот нет, поэтому возьму и расскажу! Тоня встала, выпрямилась. Читала с листка громко и чётко.
И не стыдно тебе? шутливо возразила Оля, смущаясь всё больше.
Нет, не стыдно! Нечего тут нос в воду опускать, даже если и виду не показываешь.
Не буду. А стих хороший, красивый. Простенький, конечно, но на первый раз очень даже.
Свой тогда расскажи.
Не могу я так, он Больно сентиментальный получился.
Тогда дай мне, сама прочту.
Ладно уж, держи. Только не читай вслух, а то я сварюсь тут со стыда.
И ничего не сваришься, хорошо получилось, я уверена.
Ты чего?
Говорю же, сварюсь. И вообще, мешок захвати, может, испеклось уже.
Тоня свернула оба листочка на два раза и убрала в кармашек в юбке. Оля отложила уже догоревший валежник и осторожно сняла чугунный колпак, предварительно намотав на руки мешок толстым слоем. Как бы хотелось увидеть две пышные хлебные шапочки, будто кексы, но оттуда на девчонок глядели те же две жестяные пустые банки. Тесто поднялось самую малость, добравшись до края.
Оля постукала рукояткой ножа по баночке, из неё выпала немного нездорового, если так можно сказать в отношении хлеба, цвета булка. Но не подгоревшая, румяная чуток. И вторая булочка, точно такая же, как близняшка. Горяченные, с пылу с жару. Тоня, боясь носик свой обжечь, немного приблизилась к одной булочке и начала принюхиваться.
Оля приподняла брови: Ну, чего?
Эх, а тесто пахло лучше, отстранившись от хлеба, ответила Тоня.
Лучше? Да ну, смотри, даже приподнялось чутка, точно приготовилось!
Попробуй, я же не говорю, что невкусно. Пахнет просто. Понимаешь. Не так.
Не так у неё! Остыть должно сначала, тогда и попробую.
Вскипячённая вода, приняв незавидную судьбу, ждала участи, с серым
видом поплёскиваясь в стакане и кружке с ромашкой, которые уже приготовила Тоня. Оля же принялась за свежеиспечённое хлебобулочное изделие. Грудь выпячит, воздуха наберёт, щёки надует и начинает на булку эту интенсивно дуть, аж вена вспухла. Не удивительно, хлебу долго остывать, а попробовать плод собственного труда Оле уже было невтерпёж. Она жадно взялась за булку руками и чуть надломила её посередине. Мякиш рвался без энтузиазма, сильно плотный. Может, стоило сделать закваску. Оля знала, как её делать, просто это долго. Меньше муки, больше воды. Перемешиваешь, оставляешь на некоторое время в тёплом и тёмном месте, минимум на день. Начинается брожение. Потом добавляешь это всё в тесто, и на выходе получается пышный хлеб.
Тоня отломила крохотный кусочек и приложила к кончику языка: Горчит немного. С сахаром, наверное, вкуснее бы было.
Ага.
Оля была немногословной. Полностью доверившись самой себе она уверенно откусила немаленький кусок булки, начав пережёвывать.
Ну что? Вкусно?
Набитым ртом: А ты, попробуй, ничего так получился.
Вдруг для себя Оля почувствовала рвотный позыв, но подавила его.
Вкусный? Не очень-то и вкусный. Горчит и не слабо, но хоть соль спасет немного. Может зёрна сильно недозрелые или сорт такой, попортился от радиации. А почему вкусный? Всё равно ещё хочется. Может быть, потому что сама приготовила? Если так, потому что правда нравится или сама себя утешаю? Сейчас ещё и Тоня попробует, вот, уже в рот тянет. Она-то врать не будет.