Из кармана осторожно показался сборничек со стихами, преподнося оглавление.
Тонь, а Тонь. Хочешь стих?
Хочу.
А сочинять ты их умеешь?
Не-а, не пробовала даже.
Многое упустила. Я вот сочиняла немного.
Да? Какие?
Ой, думала почитать, но давай вспомню парочку
Оля прикрыла сборник, подняла чуть голову, закрыла глаза, вдохнула полную грудь лёгкого весеннего воздуха, наполненного благоуханием рано цветущей пышной сирени.
Да ладно тебе, не так уж и хорошо.
Нет, мне очень понравилось! Добрый, но грустный немного, значит, точно твой. А ещё помнишь?
Оля облокотилась о борт и беззвучно шевелила губами, в попытке вспомнить. Чуть подёрнувши плечами, выпрямившись, она начала.
Тоня тихонько сидела в этот раз, замечая на лице у сестры чуть пристыжённую гордость, которую та определённо не хотела показывать.
А как ты стихи эти писала?
По наитию, наверное. Ничего из этого же я не видела. Тогда. Так что и звучат эти строки как-то глупо, наигранно, что ли.
Нет, совсем нет! Мне очень нравится. Главное это чувство и эмоцию передать! А какими именно средствами дело десятое. Разве нет? Искусство же появилось, как попытка Хм, думаю, как попытка художественно преобразить в материальный мир душевные переживания! Хотя, заумно звучит, Тоня постукивала себя пальчиком по щеке.
Как попытка самореализации через творчество.
Коротко, конечно, но так тоже можно. Да и тем более, сама же понимаешь.
Вот именно. Толку только. И вообще, тесто уже настоялось.
Девчонки покрыли две жестяных тары изнутри подсолнечным маслом. Уляпавшись руками в тесте, они наполнили каждую из баночек почти полностью, поставили на один большой плоский камень и накрыли это всё котелком. Его хватило впритык, хорошо, что был достаточно большой. И вроде всё готово, осталось только разжечь огонь. Можно было совершенно не волноваться о копоти, дыме и запахе, так как тесто поднималось внутри, а костёр-то снаружи, значится и сделать его можно побольше да пообъёмнее, чтобы испеклось всё и быстрее, и лучше, и равномернее, и, хотелось надеется, вкуснее.
Оля обложила котелок по кругу сухой травой, вокруг неё ещё камушки, чтобы пожара не случилось, а то, кто его потом тушить будет? Захрустели ветки, посыпались на тот же котелок в кучу. Пара ловких движений и разгорелся огонь. Языки пламени обхватывали чугун со всех сторон, горячий воздух устремился ввысь, искажая картинку в глазах, да так, что казалось дерево поодаль начало танцевать.
И сколько хлеб будет готовиться? спросила Тоня.
Минут сорок, с таким пламенем может и меньше.
Понятненько. А ещё стихи помнишь?
Тебе правда так понравилось?
Тоня утвердительно кивнула. Позади у неё была косичка, которую за это время Оля научилась плести почти идеально. Сядешь так, разделишь пышные длинные волосы на три пучка: левый, средний и правый, а потом начинаешь, собственно говоря, плести. Правый в середину между другими, потом самый левый, и снова самый правый и так вот до победного конца. Потом на два прокручивания надеваешь резинку на волосы и коса готова. Самая обычная, без изысков, но оттого выглядит приятнее и естественнее.
Не знаю даже. Можно на ходу придумать пару строк, сказала Оля.
Муха села на варенье вот и всё стихотворенье?
Ха-ха, да, что-то вроде такого.
Шуршат траки по земле рыбы плавают в ручье!
Нет, тут идея теряется, такие стихотворения ради шутки делаются или белым стихом, а у тебя просто две строчки в рифму. Бежал мужик устал, бетон лицом упал на поролон. Вот так надо.
Ага, понимаю. Тогда Солнце улетело ввысь на шариках сбегает рысь.
Угу, вроде такого. Сюжет нужен.
Но всё-таки, ты ещё помнишь стихи?
Дай расположусь, а то вдохновение не находит.
А вдохновение тут при чём?
Новый напишу! Не хочу ниточку терять.
Тогда и мне листок дай, тоже напишу что-нибудь.
Знойным днём танк успел порядком нагреться, и если сидеть на нём было тепло, то вот касаться кожей чревато. Не ожог, понятное дело, но больно. Оля и так сядет, и так расположится, и ещё извернётся, и всё не то. И неудобно, и больно. Пришлось лезть за куском ткани, торопиться всё равно некуда.