Несправедливо!
У тебя есть счастье, но ты того не видишь.
Я же смогу её защитить? Я права? Смогу? Я не знаю! Не знаю я! Мне никто и не ответит!
Никто и не обязан отвечать. Будь ты собой, давно бы уже знала ответ.
Отдышка, слабый солнечный свет. Тоня всё ещё спала. Действительно, такая хорошая кровать. Оля постаралась откинуть тревогу и вышла. На кухне пусто, и в ванне пусто, и в коридоре пусто. И Кишки нигде нет. Оля посидела чуть на кухне, вскипятила воду. Видно, вчерашний вечер не был сном. Тот же чай и вкус знакомый, шёл десятый час утра. Оля хотела разбудить Тоню, но та так сладко спала, да и торопиться сейчас некуда, да и руке правда стоит отдохнуть. Более того, ноющая боль вернулась, пускай и в меньшей степени. «Может, лучше Николая разбудить?» подумала Оля и постучала ему в дверь. Молчание.
За дверью послышалось шуршание когтями. Там сидел Кишка, что в своём репертуаре протяжно мяукнул и повернулся в сторону Николая.
Что случилось?
На раскладном диване лежал Николай. Неуютная комната, точно не для сна,
хотя и ничем не выделялась. Кишка запрыгнул на диван, лёг Николаю на грудь.
Дедушка! Деда Никита, просыпайтесь, день уже!
Он не отвечал.
Она взяла его кисть машинально, дотронувшись до вен пульса нет.
Она, не понимая ничего, опустила голову и стала прислушиваться дыхания нет.
И стоило ей вглядеться, как ясно стало, что лицо его совсем побледнело жизни нет.
Больше ничего нет. Ни человека, ни личности, ни памяти, ни эмоций, ни чувств, ни обиды, ни счастья. Ничего нет.
Ноги обмякли, Оля еле удержалась, чтобы не упасть. Не страх, не паника, но шок. Такой простой и понятный. Вот ты общаешься с человеком, а вот его больше нет. Всё. Но может это даже проще? До тебя для тебя было ничего и после тоже ничего не будет. И волноваться за человека уже не надо, уже не за кого. Но как об этом сказать Тоне? Да надо ли вообще? Может его отнести куда-то? Да куда ж его унесёшь, он же весит, как Оля, даже больше. Ещё и обещания даёшь человеку, а он уже лежит вот так перед тобой, бездыханный. И просил он без расчёта на свою смерть хочется верить. Кто же знал. «Что же делать?» один вопрос заполнил черепушку, перегружая и надрывая нервы.
Не сразу заметила Оля, но с лица Николая так и не слезла эта тяжёлая улыбка. Она теперь выглядела, как неумелая насмешка. Будто над самой смертью. Над собственным эгоизмом, над своими переживаниями.
Нужно хотя бы похоронить его. Но как? Да почему всё так сложно, почему так глупо? Я не этого хотела! Не этого, совсем не этого!
Оля села на пол, но даже не плакала.
Может, оставить это всё как есть?
Кишка спрыгнул с дивана, потёрся головой о коленку. Мурлычет. Спокойно. Он будто понимал намного больше.
Конечно, куда мне, я же не защитник слабых, ты всё понимаешь.
Оля погладила его по спине. Кишка вытянулся, чуть елозя своей кармой из стороны в сторону.
Мяу! он уселся и утвердительно мяукнул.
Ты же совсем один останешься, бедный. Хочешь с нами? она легонько ткнула пальцем в его мокрый нос.
Мяу, боднул он Олю в ответ и пошёл в комнату к Тоне.
На полке внизу стояли какие-то цветные коробочки из плотной бумаги. Оля схватила пару и открыла. В таких, но другого цвета, хранились патроны для винтовки, а в этих, что не удивительно, для ТТ.
Значит, теперь не отвертишься.
Оля схватила с той же полки ключи, встала, вышла, заперла дверь, смотрела на неё и не понимала. Не понимала, что делать потом, но знала, что делать сейчас. А сейчас нужно двигаться дальше, нужно научить Тоню защищаться, нужно стать смелее.
Кишка залез в кровать и начал тереться о щёку Тони. Она понемногу просыпалась. Оля, принеся чай, не успела ещё придумать как объясниться.
Доброе утро! Тоня была на подъёме.
Угу, доброе.
А дедушка где?
А-а, ну, ушёл он. Сказал, что дела у него, нужно за лекарствами сходить. Сказал, что мы тут ответственные, да, а он через три дня вернётся
Тоня смотрела на неё с очевидным подозрением.
Мхм, ладно. Кушать будем?
Конечно, будем, пойдём, я воду недавно вскипятила, ответила Оля.
Этот день и ночь прошли для Оли полными попыток забыться в еде, сне, чае и рисунках. В той яркой коробочке были цветные карандаши, а Тоня любила рисовать. Как бы ни было тяжело, но Оля терпела. Все всё понимали, но игнорировали. «Не самый взрослый поступок, но, наверное, самый лучший в данной ситуации» так Оля оправдывалась перед собой. Тоня по странному часто стала обнимать её. Это тепло, такое честное, такое искреннее, такое доброе и комок шерсти, который трётся о ноги. Оля выцепила себе право на счастье. Авансом.
Две ночи пролетели мгновением. Пурга всё это время не унималась, всё выла и выла. Просто лютый мороз и ненависть ко всему сущему.
Девочки час откапывали 57й. Благо снег был рыхлый и лёгкий. Оля чувствовала теперь в кармане тот самый пистолет, который ей подарил Николай. Обещание висело на душе самым понятным и явным грузом из возможных тяжестью в кармане. Вот и думай теперь, где и как учить.
Двигатель снова запыхтел, зарычал. Нужно уезжать. Дом был девятиэтажным, стоявшим на отшибе почти в полном одиночестве. Нелепый и странный. Из каждого города хочется поскорее уехать. Нигде нет места, а где оно могло быть, там выгоняют со страшной силой.