Не, мотнул головой Олег, профессура слабовата для полевой работы. Они ж старики, а вот мы, - он ехидно хихикнул, особенно ты, в самый раз. Кровь с молоком
Ладно тебе! отмахнулся Альберт. Я слышал, что таких «полевых» групп несколько, всё сплошь кандидаты и младшие научные сотрудники, только работают в соседних областях.
Слышал, слышал, согласился Олег. Вот только что действительно от нас нужно спецслужбам? Кстати, Алик, как тебе наш куратор?
Это Незнанский, что ли?
Он самый.
Странный какой-то. Вроде крепкий мужик, но бледный, как поганка И эта его привычка спать днем
Во-во, я тоже заметил. Он ночью между нашими группами мечется, а днем спит. Странно
А вот и я! Из-за кустов разросшейся смородины появилась полная розовощекая старушка в цветастом платке, завязанном узлом под подбородком. В руках она держала поднос, на котором стояла тарелка с горкой пышных блинов, исходящих паром, и большая миска с топленым маслом.
Прасковья Захаровна! воскликнул Олег, принимая из рук старушки поднос. Вы нас балуете! Закормили совсем!
Ешьте, хлопчики, ешьте! радостно щебетала старушка. Мне вас потчевать за счастье! Я уж почитай пятнадцать годков вдовствую А вы мне дров на два года вперед накололи! Крышу починили
Да, Алик у нас такой, улыбнулся Олег, не смотрите, что кандидат наук. Он и дрова рубит и крышу чинит! Прямо на все руки мастер!
Ну ты меня совсем в краску вогнал, произнес Альберт, скатывая горячий блин в трубочка и макая его в масло.
Чаю вам сейчас налью, Прасковья Захаровна подвинула к самовару кружку и повернула и повернула причудливую рукоятку краника. Из носика в кружку хлынул кипяток. Вы, городские, небось, из такого самовара чаю и не пивали?
Да мы и самовар-то такой лишь на картинках и видели, в тон старушке ответил Суханов. И откель у вас такое чудо, Прасковья Захаровна?
Чудо это мне от деда досталось, старушка, заполнив кружки душистым чаем, подвинула их ученым. У нас-то на селе с элехричеством перебои часто случаются. То провод оборвется, а то фюлюганы какие-нибудь провода на металл порежут. А этому самовару элехтричество не нать! Щепочек настругаю, старым сапожком огонек раздую вот и кипяток. Он большой, и воды даже на постирушки хватает! А уж чаек не чета энтим новым, из плахтмассы. Они ж воняют! А меня вода колодезная, что божья слеза, щепочки все можжевеловые! Не чай наслажденье одно!
Это вы, Прасковья Захаровна, прямо в точку! громко прихлебывая горячий чай, перелитый в блюдечко, согласился Олег. Ваш чай это нечто!
Ой! всплеснула руками старушка. А как же товарищ ваш? Он же ничего не кушал! Может разбудить его?
Не нужно, остановил её Суханов. Пусть спит.
И то правда, согласилась старушка. Болезный
научную братию в состоянии легкого оцепенения.
Человека служивого за версту видать, тихо произнесла старушка. Вот только неуютно мне в его присутствии, призналась она. Словно морозным ветром обдало!
Есть в нем что-то пугающее, неприятное, согласился с ней Суханов. Вроде и поспорить хотел, но как в его глаза взглянул все желание отбило.
Ладно, времени нет. Собираться пора, произнес Альберт, поднимаясь из-за стола. Баба Паша, спасибо за вкусный ужин! Все было просто великолепно!
Так вы, хлопчики, как дела свои сделаете, вертайтесь ко мне, предложила старушка.
Обязательно вернемся, пообещал Олег. Где ж мы еще таких блинчиков отведаем? Алик, тебе что-нибудь нужно брать в доме?
Нет. Диктофон всегда со мной.
Тогда пошли.
Петер дожидался ученых на улице, устроившись на водительском сиденье новенького открытого «Уазика». Не сговариваясь, Олег с Альбертом расположились на заднем сиденье, место рядом с водителем осталось свободным. Едва они захлопнули дверки, Петер выжал сцепление и врубил передачу. Отечественный джип плавно покатился по грунтовке мимо бревенчатых избушек сельчан. Проскочив село, «Уазик» набрал приличную скорость. Вечерний прохладный воздух приятно охлаждал разгоряченное летней жарой тело. Дорога между селами была ужасной: ухаб на ухабе, но Петер несся по ней, не сбавляя скорости, виртуозно обруливая колдобины и колеи, оставленные в податливом грунте тяжелыми лесовозами. Несмотря на сноровку водителя пассажиров, ощутимо потряхивало, но они стойко молчали, очень уж гнетущее впечатление осталось у них после разговора с куратором. Он внушал им если не панический ужас, то уж почтительный страх точно. Было в нем что-то не от мира сего. А вот что, ни один из них не мог сформулировать.
В Малые Идолищи они въехали затемно. Единственная улица села обрывалась у ворот небольшой старой церкви. На фоне закатного неба темным пятном выделялась единственная луковичная главка маленькой церквушки, стоящая на высоком тонком барабане. И главка, и барабан, и даже крыша трапезной были искусно покрыты осиновой чешуей лемехом резными деревянными дощечками, излюбленным материалом древних зодчих. Такой декор придавал луковичной главке сходство с ежом. Даже в сумерках было заметно, что церковь основательно поедена неумолимым временем: один из углов храма просел, отчего вся конструкция слегка завалилась на один бок. Не смотря на поздний час, в одном из маленьких оконцев церкви горел свет.