Что вечером делаешь?
Серёга пожал плечами, проглотил, откусил ещё кусок и лишь после этого ответил (ну и манеры у этого эскимоса с набитым ртом разговаривает и не стесняется!):
В гастроном пойду. Нужно продуктов купить. Хочу борщ сварить.
А ты умеешь?
А что здесь уметь? Главное помнить, в какой последовательности продукты закладывать. Я помню пока. Летом, в конце августа последний раз варил. Тёте Гале понравилось. Мне тоже.
Хочешь, с тобой схожу?
Угу, пошли. А как твои родители? Не потеряют тебя?
Я на большой перемене на улицу сбегаю, позвоню маме на работу и предупрежу, что после школы к тебе зайду.
Серёга оглянулся через плечо, наклонился к ней, понизил голос и спрашивает:
Что, прошёл страх?
Да не было никакого страха! Она насупила брови. Чего ты придумываешь!
Ага, а чего же ты тогда от меня как чёрт от ладана шарахнулась? Он усмехался. Я даже подумал, что ты сейчас без рейтуз и юбки на улицу убежишь!
Дурак! Я просто устала! Показалось, что ты не отстанешь, вот и отодвинулась от тебя!
Он тоже нахмурился.
Сама ты это слово!.. Я тебе говорил: нужно было просто сказать или оттолкнуть меня!
Отвернулись оба к газете, помолчали. Потом она поняла, что была не права и нужно извиняться.
Ладно, не сердись. Действительно, испугалась чего-то. Всё эти сны дурацкие!
Серёга, не глядя на неё, кивнул.
Проехали... Что, опять что-то снилось? Или ты тот, с гитлеровцами, забыть не можешь?
Он завернул кулёк, в котором ещё два пирожка остались, протянул ей и говорит:
Подержи, пожалуйста?
Вытащил кончиками пальцев из кармана курточки чистый носовой платок, протирает испачканные маслом пальцы и говорит серьёзно:
Я тоже думал, что если бы они нас поймали, то убили бы не сразу. Меня, может, и сразу, а тебя наверняка долго мучили бы. Сама понимаешь: ты красивая, юная девушка, а они разгорячённые погоней, разозлённые смертью своих товарищей и взрывами в порту солдаты. Досталось бы тебе тогда. Это закон войны. Меня в том сне больше всего мысль изводила, что, если я раньше тебя погибну, то не смогу тебя от этого избавить.
Ей, конечно, немного страшно стало, когда представила себе, что было бы, попади они действительно в такую ситуацию, но тем не менее зацепили её слова о том, что она красивая девушка. Не привыкла она ещё к тому, что её всё чаще и чаще не девочкой, а девушкой называют. Приятно от этого стало. Даже улыбнулась ему. Серёга тоже
улыбнулся, забрал у неё кулёк и свой измятый платок протягивает, говорит, что он чистый. Она головой помотала. Рано ещё. Она и половину пирожка не успела съесть. Закончился их разговор странно. Он отвернулся от стенгазеты и пошёл к окну. Она за ним. Там он убедился, что за ними никто не наблюдает и никто слышать не может и говорит негромко:
Знаешь, Юль, ты меня не бойся. Я к тебе больше прикасаться не буду, пока ты сама этого не захочешь. Даже если мы с тобой снова где-нибудь вдвоём окажемся. Очень не люблю, когда меня боятся. Сам себя ненавидеть начинаю. У меня от этого даже депрессия начаться может. Бывало уже такое.
Она кивнула, принимая его слова к сведению.
А что такое депрессия? Нет, я это слово слышала, но не знаю точно, что оно означает. Настроение плохое?
Ну да, настроение при этом вообще никуда... он вздохнул. Да нет, эта штука пострашнее будет, чем просто плохое настроение. Пару дней чувствуешь себя так, как будто из тебя вся энергия вышла. Сдувшийся воздушный шарик. Лежишь, как квашня, и ничего делать не хочется. Шевелиться не хочется, видеть никого не хочется, разговаривать ни с кем не хочется. А в голове одна мысль крутится: Какое же я дерьмо!... И, главное, порой даже не понятно, почему ты себя так называешь. Не всегда же вина лежит на тебе, если кто-то испугался, правда? Бывают люди жизнью испуганные...
Договорить им не дали. Прозвенел звонок и пришлось бегом возвращаться в класс, потому что Софочка уже в дверях торчит, хмурится и семафорит опаздывающим. Так и не спросила его про вчерашний вечер. Леська та весь день из класса не выходила. За партой оставалась сидеть или просто к окну отходила и там стояла. Говорит, отвыкла от такого ритма и быстро устала.
***
В этот раз всё было по-другому. Серёга был серьёзен, никаких попыток приблизиться не предпринимал. Она чувствовала себя разочарованной. Ну и что, что он в школе говорил? Мало ли мы даём обещаний, которые не собираемся выполнять? Нет, он, казалось, действительно, ни о чём другом не думал, кроме как о своём борще. Она сидела на кухне за освещённым тремя потолочными светильниками столом, а он в женском фартучке с ромашками и вишенками хозяйничал за рабочим столом. Мясо на мозговой косточке уже давно было помыто, помещено в большую кастрюлю и теперь варится там вместе с большой луковицей, а он занимается овощами. Чистит картошку, лук, морковку, режет всё это мелко.
Они разговаривали. Сегодня была её очередь. Сначала она долго рассказывала о себе. Потом о Леське. Потом об их дружбе. Потом о ребятах в классе. Потом ей надоело разговаривать с его спиной, и она встала рядом с ним. Расстегнула манжеты на блузке и подвернула рукава. Леська говорила, что у неё руки красивые. Сложила их под грудью, пусть смотрит. Серёга не смотрел. Не до них ему было. Он уже картошку почистил, помыл, порезал аккуратными кубиками и сложил в миску, а сейчас сосредоточенно резал капусту на разделочной доске. Кивал на её слова, хмурился или улыбался, но и только. По большей части молчал. Если она его напрямую спрашивала, отвечал односложно или просто кивал или головой мотал.