В коридор Юля не вышла, хотя очень хотелось. Убеждала себя, что сегодняшний сон это полная чепуха, и что со вчерашнего дня в ней ничего не изменилось, поэтому все мальчишки без исключения по-прежнему остаются уродами, дебилами и дураками!
Прошла Юля к своей парте. Портфель Серёги уже на скамейке стоит. Вообще, народу в классе уже много собралось. Почти все. Тут Наташка Сомова вышла к доске, взяла указку, постучала ею по доске и орёт:
Народ! Сдаём членские взносы за октябрь и ноябрь! Готовим по четыре копейки и комсомольские билеты!
Тут в класс Ольга с Галкой заходят, а следом за ними и Серёга плетётся. Наташка для них
то же самое повторила и подошла к их парте. Взяла с них деньги, проставила штампики в комсомольских билетах и к нашей парте перешла. Юля-то уже десять копеек приготовила, а Серёга стоит в проходе, ни на кого не смотрит, за окном ворон считает. Наташка к нему обращается:
Каменский, я твою учётную карточку ещё не видела. Давай её сюда и гони деньги.
Нет у меня учётной карточки Он помолчал немного, поднял голову к потолку, как будто там что-то написано, и закончил. И не было никогда.
Что значит не было? Наташка спрашивает, а сама Юле сдачу с десяти копеек отсчитывает.
То и значит, что я не комсомолец.
Народ вокруг них, те, кто рядом стояли, галдеть перестали, и все на Серёгу уставились. Можно подумать, что никогда в жизни не комсомольцев не видели. Наташка быстро два штампика ей в билет шлёпнула и выпрямилась.
Та-а-к... И за что тебя исключили?
С чего ты взяла, что исключили? Говорю же, не был комсомольцем и не собираюсь вступать. Что тебя удивляет?
Всё удивляет. Ты что, дурак?
Не знаю. Об этом не мне судить. Ты считаешь меня дураком?
Вчера не считала, а сегодня уже не знаю. А-а-а, я, кажется, поняла... Ты верующий, и тебе религия не позволяет, верно?
Серёга ухмыльнулся и помотал головой. Кстати, он сегодня пришёл коротко подстриженным. Жалко, если честно. Длинные волосы ему очень шли.
Нет, не верно. Моё нежелание состоять в комсомольской организации не имеет никакого отношения к моим религиозным убеждениям.
А, так ты всё же верующий?
С чего ты взяла?
Ты же сам сказал про религиозные убеждения.
Ну сказал, и что? Я же не сказал, верующий я или нет.
Кончай людям головы морочить! Ты верующий или нет?
Я не верующий, а знающий!
А это что означает?
Неважно. Ты задаёшь слишком много вопросов.
Ладно, тогда последний вопрос.
Если последний, то давай.
Почему не вступил?
Я уже на этот вопрос отвечал.
Я не слышала.
Потому что не вижу никакого смысла. Довольна?
Что значит, не видишь смысла?
Это уже другой вопрос. Ты обещала, что предыдущий будет последним.
Дискуссию прервала классная. Прошла к своему столу, поставила на стул свой пузатый портфель и громко сказала:
Всё, ребята! Рассаживаемся, рассаживаемся! Звонок уже прозвенел. Дежурный! Раздай тетради.
Она быстро пролистала свою тетрадку. За сочинение получила 4/4. В принципе, нормально. За изложение тоже четвёрка. Не удержалась взглянула на Серёжу. Он уставился в своё изложение. На лице полное непонимание. В тексте ни одной помарки или подчёркивания красными чернилами, а внизу на чистом стоит тройка и что-то ещё написано. И тут она неожиданно для себя спросила его. Шёпотом спросила:
Серёж, слышь?
Он повернул к ней огорчённое лицо.
У тебя фонарик дома есть?
Есть. Даже два. А зачем тебе?
А какие они у тебя?
Что значит какие?
Китайский круглый есть?
Угу, есть.
А он у тебя обычный?
Не совсем. Я его под четыре батарейки переделал. Чтобы надольше хватало. А что?
Можешь принести показать?
Могу, наверное. А зачем тебе?
Да так Проверить кое-что нужно.
Ладно, завтра принесу, если не забуду. А чем твоя подруга так долго болеет?
Леська?
Он кивнул.
Врачи говорят, у неё какая-то вялотекущая пневмония. А что?
Сергей пожал плечами, помотал головой и не ответил. Он на неё уже не смотрел. Его взгляд был прикован к Ларисе. Привстав на цыпочки та выписывала на доске аккуратным, круглым почерком тему урока: деепричастные обороты.
Глава 5. Юлин сон. Пещера
19 октября 1972 годаВечером был фильм про войну. Про партизан, про эсэсовцев с собаками. Поэтому, наверное, и сон её начался так же. И снова она была не одна. Они с Серёгой убегали от двух десятков солдат в чёрных мундирах, в рогатых касках, в блестящих сапогах и с автоматами. Почему-то собак они не отпускали, а держали на длинных поводках. Те вели их по следу. Их яростный лай слышно было за километр. Был жаркий южный полдень. Она задыхалась от усталости и нехватки кислорода.
Наконец, силы её закончились, и она просто остановилась. Серёга пробежал по инерции ещё несколько шагов, потом заметил, что остался в одиночестве, оглянулся, быстро подбежал к ней, закинул трофейный немецкий автомат за спину, схватил её за руку и поволок за собой. Он ничего не говорил, но она откуда-то поняла, что бежать им осталось совсем недалеко не больше ста метров. Нужно просто пересилить себя, и тогда
они окажутся в безопасности.
Так и оказалось. Их целью была высоченная отвесная скала, путь к которой преграждали колючие кусты. То ли неимоверно разросшийся южный шиповник, то ли ещё хуже ежевика. Колючки на толстых, упругих ветвях ничем не отличались от когтей большой кошки. Такие же острые и изогнутые. Серёга быстро скинул с себя рюкзак, снял свою брезентовую куртку, намотал её на руку и, отгибая ветви в сторону стволом автомата и защищённым намотанной курткой предплечьем начал прокладывать для Юли дорогу к скале.