Что ж, делопроизводство мне знакомо, кивнула Ирина Ивановна. Текущие бумаги разберём. Я так понимаю, что и новые надо писать не абы как, а по форме. Воля трудового народа диктует новые законы, мы должны руководствоваться революционным, классовым правосознанием; но при этом и не допускать, по возможности, никаких эксцессов!
Как вы прекрасно говорите! вновь восхитился комиссар. Да, так и сделаем. Для начала
Но что именно «для начала», он закончить так и не успел. Затопали сапоги, хлопнула дверь, через порог ввалился матрос, перепоясанный патронташами и с форсистыми «маузерами» на каждом боку.
Комиссар Жадов? Приказ Петросовета. От товарища Благоева!
Дешёвый конверт скверного качества из обёрточной бумаги. Кое-как налепленные сургучные печати.
Жадов кивнул.
Спасибо, товарищ.
Там ответ требуется. Матрос ощерился. На переднем зубе сверкнула золотая фикса, как у блатных.
Будет, будет тебе ответ, товарищ, буркнул комиссар недовольно. Вот, товарищ Ирина, гляньте
Ирина Ивановна невозмутимо взяла напечатанный на машинке приказ. Внизу фиолетовая печать и размашистая подпись: «Председатель Военно-революционного подкомитета Петербургского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов Благоев».
Это приказ, спокойно заметила она. Приказ занять определённые места в городе. Какой ответ вам требуется, товарищ?
Как это какой, барышенька? Получение подтвердить, об исполнении донести!
Хорошо. Ирина Ивановна обмакнула перо. «Настоящим подтвержаю получение боевого приказа Петросовета за номером от 31 октября комиссар Жадов». Товарищ Михаил, распишитесь. А я пойду строить бойцов.
И прежде чем комиссар успел что-то сказать или сделать, она шлёпнула на стол прямо перед ним каллиграфически выписанный ответ и быстрым шагом почти выбежала наружу.
А боевая она у тебя, комиссар, ухмыльнулся матрос. Огонь-девка, хоть и из этих, буржуёв, значит. Как, поделишься? Люблю таких, бешеных. Тихонь не люблю.
На скулах Жарова вспухли желваки, однако он ничего не сказал. Перо в его грубых пальцах почти рвало бумагу.
Держи, товарищ. И ступай, доставь мой ответ куда следует. А про огонь-девок после поговорим, коль доживём, конечно.
Матрос снова ухмыльнулся.
Доживём, братишка, доживём. Тогда и посмотрим, какая из девок чья будет.
За окном меж тем раздавались звонкие приказы:
Становись, товарищи! Становись! Слушай мою команду согласно приказу Петросовета, выступаем на занятие городской телефонной станции!..
Матрос почти выхватил у нахмурившегося комиссара листок, с преувеличенным пиететом откозырял и отправился восвояси. Жадов, по-прежнему кривясь, только помотал головой, выругался вполголоса и почти бегом бросился к своему отряду.
Они мчались по утреннему городу, застывшему меж явью и сном, меж прежней жизнью, которой уже не стало, и новой, что ещё не успела настать. На улицах, однако, хватало народу, правда, не обычного люда, что толпился всегда под серым столичным небом.
По тротуарам и мостовым, мимо закрытых лавок, мимо выбитых окон роскошных и не очень магазинов торопились отряды: солдаты в длинных серых шинелях, матросы в чёрном, рабочий люд во всём, что только
нашлось. С винтовками, дробовиками, шашками, явно отобранными у жандармов и городовых, а иные и просто с топорами. Ползли низкие зеленоватые туши броневиков, поводя тупыми рылами пулемётов; кое-где встречались даже конные запряжки с трёхдюймовыми орудиями на передках.
И это был не хаос, за марширующими отрядами чувствовалась железная воля все знали свой манёвр, всем было известно, куда идти. Командиры озабоченно поглядывали на часы.
Грузовики особого отряда охраны Петросовета под началом комиссара Жадова подкатили к зданию на Большой Морской, 22. На тротуаре перед тёмной аркой двора баррикады из мешков, возведённые с поистине немецкой аккуратностью, по всем правилам: углом, с пулемётными гнёздами. Солдаты в островерхих пикельхельмах, однако, толпились в проёме, горел костёр.
Что вы собираетесь делать, товарищ Михаил? Ирина Ивановна спокойно достала из кобуры новый «люгер».
Как что? Атаковать!
Погодите. Дайте мне с ними поговорить. Как-никак, моя фамилия Шульц и по-немецки я говорю достаточно свободно.
Нет! всполошился комиссар, но Ирина Ивановна уже спрыгнула с подножки.
Солдаты за баррикадой дружно вскинули винтовки, и пулемётный хобот свирепо уставился прямо в лоб переднему грузовику; однако, завидев одиноко идущую прямо к ним женщину, немцы, похоже, несколько успокоились.
Винтовки, правда, не опустились.
Комиссар Жадов глядел вслед тонкой фигурке, и рука его, внезапно вспотевшая, яростно тискала рукоять «маузера». Вспотевшая не от страха, нет хаживал и на японские штыки, и на турецкие пулемёты. А отчего же тогда он и сам не знал.
Товарищ Шульц остановилась у самой немецкой баррикады. Начала разговор.
Guten Tag, meine Herren, ich muss mit dem Offizier sprechen .
Дальнейшего он уже не мог разобрать, потому что к Ирине Ивановне и впрямь протиснулся какой-то офицерик узкий серебряный погончик на плечах. В разговоре товарищ Ирина небрежно обернулась, указывая рукой куда-то на крыши домов напротив; её собеседник, казалось, выглядел озабоченным.