Но совсем иное быть застреленным при попытке напасть на собственную сестру. Она совершенно права, что пыталась это скрыть. И она так и будет молчать, если только в преступлении не обвинят кого-либо другого.
Чего, конечно же, не случится, откликнулся герцог Ричард. Сделав маленький глоток бренди, он добавил:
Из нее получится хорошая графиня. Она вполне рассудительна и может оставаться хладнокровной в сложных обстоятельствах. Трудно было не удариться в панику, застрелив собственного брата, но ведь этого не произошло. Многие ли женщины подумали бы о том, чтобы просто снять порванное платье и переодеться в его копию, взятую из кладовки?
Крайне немногие, согласился лорд Дарси. Потому-то я и не упомянул ни разу, что знаю об идентичности коллекции Эдуарда гардеробу графини. Кстати, Ваше Высочество, если хороший целитель, вроде отца Брайта, был осведомлен об этих платьях-дубликатах, он, конечно же, понимал, что у графа сексуальная одержимость собственной сестрой. И он, наверное, догадывался, что все прочие женщины, за которыми гоняется граф, просто этакие суррогаты, заменители его сестры.
Да, конечно. И ни одна из них не выдерживала сравнения.
Герцог поставил бокал на стол.
Я сообщу своему брату королю, что всем сердцем рекомендую ему новую графиню. Разумеется, ни одно слово об этих событиях не будет доверено бумаге. Вы знаете, я знаю, и король тоже должен знать. Но больше никто.
Знает еще один человек, сказал лорд Дарси.
Кто?
На лице герцога было удивление.
Отец Брайт.
Удивление сменилось облегчением.
Естественно. Но ведь он не скажет ей, что мы тоже знаем?
Думаю, мы вполне можем положиться на благоразумие отца Брайта.
Я не буду накладывать на тебя епитимью, дитя мое, так как ты не содеяла греха в том, что касается смерти твоего брата. А за остальные свои грехи прочитай и выучи наизусть третью главу из «Души и мира» святого Джеймса Хантингтона.
Отец Брайт начал было уже произносить слова отпущения, но графиня прервала его:
Но я не могу понять одного. Это изображение, это же совсем не я. Я в жизни своей не видела столь поразительно прекрасной девушки. А ведь я такая некрасивая. Я ничего не понимаю.
Если бы ты присмотрелась получше, дитя мое, ты бы заметила, что лицо сходно с твоим только оно идеализировано. При переводе субъективной реальности в вещественную форму неизбежно возникают подобные искажения; именно поэтому такие улики и не принимаются судом в качестве реальных вещественных доказательств.
Он помолчал.
Говоря иными словами, дитя мое: вся красота в глазах смотрящего.
Дело об опознании
Пронизывающий ветер с Северного моря раздувал полы плащей блюстителей порядка, в желтоватом свете газовых фонарей с калильной сеткой они отбрасывали множественные тени. Тени эти как-то диковато и тревожно двигались при каждом шаге стражников.
Улицы уже почти опустели. Большинство местных жителей сидело сейчас по бистро, где ярко пылавшие в каминах угли могли согреть человека снаружи, а содержимое расставленных на стойках бутылок изнутри. Девять дней тому назад, в канун Праздника Обрезания Господня, улицы были запружены толпами, но теперь уже окончился двенадцатый день после Рождества и пошла вторая неделя года 1964-го от Рождества Христова.
Народец поиздержался, мало кто мог наскрести себе на выпивку.
Один из стражников, который повыше, приостановился и указал куда-то вперед.
Глянь, Роберт. У старого Жана не горит фонарь.
Х-м-м. И ведь третий уже раз с Рождества. Не хочется мне вызывать старика в суд.
Вот и я о том же. Давай просто зайдем к нему и нагоним побольше страху.
Давай, охотно согласился низенький стражник. Но только пообещаем ему, что в следующий раз вызовем в суд. И слово сдержим, Джек.
Потускневшая вывеска над дверью являла собой грубый деревянный силуэт дельфина, выкрашенный голубой краской. «Голубой дельфин».
Стражник по имени Роберт толчком распахнул дверь и вошел, настороженно оглядываясь. Вроде все тихо. Слева, у конца длинного стола, сидят четверо, а сам старый Жан беседует у стойки бара с пятым. В первый момент все присутствующие подняли глаза на вошедших стражников, но затем сидевшие за столом вернулись к беседе, а пятый уставился в стакан.
Трактирщик, заискивающе улыбаясь, подошел к стражникам.
Вечер добрый, произнес он, обнажая в улыбке немногие оставшиеся зубы. Самую малость, от простуды?
Он прекрасно понимал, что это совсем не визит вежливости.
Роберт уже держал наготове бланк повестки и карандаш.
Жан, мы же тебя уже дважды предупреждали, холодно ответил он. В законе совершенно ясно сказано, что каждое заведение должно иметь стандартный газовый фонарь и что фонарь этот должен гореть от заката и до восхода. Ты все это прекрасно знаешь.
Ну, может, ветер... неуверенно начал трактирщик.
Ветер? А вот я пойду сейчас вместе с тобой, и мы посмотрим, не закрыл ли случаем этот ветер газовый кран. Ну как, пойдем?
Старый Жан судорожно сглотнул.
Наверное, я забыл. Последнее время моя память...
Возможно, твоя память станет получше, если ты расскажешь о ней милорду маркизу в ближайший присутственный день?