Георгий Шумаров
КРУГЛЫЙ СТОЛ НА ПЯТЕРЫХ
Глава I
Она бродила с ним до двух часов ночи, но разве это что-нибудь значит? Может, человеку, чтобы не умереть от любопытства, просто необходимо бродить по ночам?
В подъезде она стала серьезной. А он подумал бог знает что и несколько минут стоял под ее окнами. А потом, шагая по улице, вслушивался в ночную тишину не застучат ли вслед за ним ее безрассудные, отчаянные каблучки? И только
сейчас в отрезвевшем его мозгу возник простой вопрос: а откуда он взял, что она безрассудная и отчаянная?
Остывали дома после дневной жары, засыпали дома ни света, ни беготни по лестницам. Деревья топорщили обрезанные сучья. Кружило тополиный пух под фонарями.
Он шел по ночной пустынной улице и чувствовал, какое у него легкое и послушное тело. Тело экзаменовало его по анатомии, тело изощрялось в каверзных вопросах, а он отвечал, как отличник. Ему бы сейчас ничего не стоило взбежать по лестнице стоэтажного дома, отплясать на самом верху сарабанду и хулигански скатиться вниз по перилам.
Ночь полна вопросов, но вопросы звучат мягко, приглушенно, они как будто отступают перед его радостью. Он заставил себя подумать о жене, шел и думал спокойно и беззлобно. И так же спокойно он подумал, что никого не обманывает.
Теперь он вспомнил ту мелодию.
У него в ушах постоянно звучала музыка. Иногда она будила по ночам, и он долго ворочался, пока музыка не затухала где-то за его сознанием. На улице она несмело подлаживалась под шаг, а потом становилась властной и навязывала ему свои ритмические причуды.
А сейчас зазвучала мелодия, которую Тоня напевала в подъезде. Она запела, чтобы не молчать. А ему показалось бог знает что. Он постоял под ее окнами, и вальс не выходил из головы. Но Тоня не открыла окно и не помахала рукой. Она не бросилась за ним вслед, не прижалась к нему и не сказала ничего. И Великанов, отойдя от дома, не мог вспомнить трудной мелодии, только шаги стали плавными и легкими. Сейчас вспомнил, в низком регистре, как осенняя капля, стучит и стучит нота.
На углу газанула машина и, повернув налево, поймала фарами одноэтажный ряд домов, деревья, выкрашенные под березки, а еще дальше желтую стену больничного корпуса.
В темноте Николай разглядел водоразборную колонку. На ее бетонированной площадке вздрагивало копытце с водой падали редкие капли. Когда он умылся, из-за угла снова качнулись фары притормозившей на повороте машины. И снова с темными окнами зажелтела стена больничного здания.
Николая догонял человек. Великанов не оглянулся, но пошел медленней.
Дай прикурить, попросил мужчина. Ростом ниже Николая, полы пиджака распахнуты, грудь исполосована тельняшкой.
Николай похлопал себя по карманам. Достал спички. Пела в ушах Тонина музыка. Где он ее слышал до этого?
Эт-ты, брат ты мой! протянул дядя. Ликеро-водочный завод горит. Он почмокал губами, наклонившись над спичкой, и пошагал дальше, хромая на одну ногу.
Великанов посмотрел в сторону вокзала. Над ломаной линией крыш и в пустом провале между домами вздрагивало желтое облако. Темнота пробовала удержать его, но отступила, и тогда проявились щербатые печные трубы пожар разгорался.
Коля бросился к больнице. Из окошечка проходной глянуло лицо дяди Миши, сторожа, злое от ночного беспокойства лицо. С пандуса у приемного покоя съехала санитарная машина, потом другая. Их вынесло в открытые ворота, на улице они засигналили громко и настойчиво.
В вестибюле он столкнулся с Золотаревым, который сегодня дежурил.
Зови ребят! коротко бросил тот и исчез в дверях.
Николай побежал вдоль корпуса. У трехэтажного здания, где они жили, навалены бревна и кирпичи богом забытый корпус, второй год ремонтируют. Ах, как нужен фонарь человеку!
В коридоре он чиркнул спичкой и, рванув дверь, закричал:
Ребята, подъем!
Включил свет. Вразнобой сопели трое.
Черти, всем в больницу!
Три примятые подушки казенное застиранное бельишко. Зарубин проснулся первым, заморгал, ничего не понимая. Карпухин сел с закрытыми глазами, почесывая волосатую грудь.
Горит ликеро-водочный завод, коротко объяснил Великанов. Он быстро снял рубашку и надел халат прямо на майку. Ребята привыкли к ночным побудкам, не очень расспрашивали Николая.
Ночью утомленные народы выезжают на ликер, на воды, продекламировал Карпухин. Он с трудом нашел свои очки это было самым главным, когда Виталий одевался.
Ах, Коля, мы вчера смотрели киноштучку. «Дни любви» называется. Карпухин потянулся. Можешь себе представить, когда заснет мужчина после такого фильма!
Дима Зарубин застегнул ремешок часов, заявил убежденно:
Чепуха. Разве так надо воспитывать молодежь?
А я лежал и слушал, продолжал Виталий, как ворочается Дима Зарубин: музыка! Приятно, когда и женатика разбирает.
Крикнул басом Глушко:
Одевайтесь, хлопцы!
На его широкой спине разошелся не по росту сшитый халат.
Из-за хирургического корпуса выпирало зарево пожара. Там, у вокзала, небо было светлее. К больнице
подходили машины и быстро уходили.
В приемном покое над двумя носилками склонились врачи.