Вокзальный милиционер был прав рановато приехал, торговля еще только разворачивалась. Впрочем, торопиться было некуда, и я отправился на рынок. Вскоре я, как показалось, уловил ритм движения этого, беспорядочного, на первый взгляд, сборища людей. Они четко делились на три категории. Первая, самая большая покупатели. Эти ходили, толкались, приценивались, короче, постоянно были в движении и что-то делали. Вторая категория продавцы. Эти никуда не ходили. Они стояли за прилавками, торговались, переговаривались друг с другом, в общем, тоже были при деле. Третья категория была представлена
тысяча. Я полез в левый карман. Хренасе! Барыга мне сунул почти две тысячи, а я-то хотел с него свои восемь сотен стрясти. Но не искать же его, чтобы сдачу отдать. Я подхватил с пола сидор.
Где здесь у вас касса?
Туда. А со старыми что делать?
Я могу попросить вас, их выбросить?
Конечно. Пойдемте.
Все-таки вежливые люди попадаются и в системе советской торговли. Хотя в центральном универмаге военторга и подбор кадров должен быть соответствующим. Расплатившись, я еще пошлялся по большому магазину. До мола двадцать первого века, конечно, далеко, но по теперешним меркам очень даже прилично. Купил себе новые петлицы и несколько артиллерийских эмблем на лапках, пригодятся. На одном из этажей набрел на продовольственный отдел, но там не было ничего интересного, купил кулек изюма.
Уже почти на выходе мой взгляд упал на висевшую в витрине шинель. Вроде, мой размерчик. Сейчас еще тепло, но через месяц будет середина октября, и температура может запросто упасть ниже нуля, тогда в одной гимнастерочке мне придется кисло. И я подкатил к продавщице с перманентом, обесцвеченным перекисью водорода.
Это же для старших командиров!
Так я тоже командир, только младший. У меня и документы есть.
Да что вы мне тут суете?! Я же сказала не положено.
Да-а, похоже, насчет отбора вежливых кадров я поторопился.
Но послушайте
Нет, это вы меня послушайте
В самый разгар нашей дискуссии к нам подкатился седой еврейчик лет шестидесяти.
Анечка, что за шум?
Вот он скандалит. Шинель продать требует, а шинель-то командирская.
Здравствуйте, я администратор, обратился ко мне подошедший, сейчас все решим. Анечка, сколько она у нас в витрине висит?
Года два Вроде.
Так и продайте ее товарищу красноармейцу, а то она тут еще два года висеть будет.
Минут через десять я вышел на улицу с новой шинелью и хорошим настроением, даже пистолет в кармане доставлял меньше беспокойства. Сунул в рот несколько изюмин и направился к трамвайной остановке, надо еще как-то добраться до площади трех вокзалов.
Глава 2
Прощай, красавица!
Красавица, которая, встав в вагонной двери, перекрывала ее наглухо, молча захлопнула эту самую дверь. Ну да, если бы я был проводником общего вагона товарно-пассажирского поезда Москва-Самара, то тоже, наверно, ненавидел всех пассажиров, поднимающих меня среди ночи ради того, чтобы выйти на каком-нибудь глухом полустанке. Расточаемые мною комплименты отлетели от раздраженной проводницы, как пулеметная очередь от танковой брони, и я остался висеть на узкой грязной лестнице общего вагона. Сколько до земли, в темноте не видно, но прыгать все равно придется. Примерился и Уй-й-й! Взметнулись полы шинели, платформы как таковой не оказалось, поэтому приземление получилось достаточно жестким. Сидор, утяжеленный пистолетом, пачками денег и двумя бутылками водки, больно стукнул по спине.
Вот и добрался. Точнее, почти добрался от районного центра до родной деревни Сашки Коновалова еще почти полсотни километров и их тоже предстоит преодолеть. Как преодолеть? Не знаю, надеюсь на какую-нибудь оказию. А пока надо найти место, где можно приклонить голову хотя бы до утра. Я с надеждой посмотрел на единственное освещенное окно. Огонек тусклый и какой-то мерцающий. Явно не электрическая лампочка и даже не керосиновая, скорее, лампион, сделанный из аптечного пузырька. Не очень далеко впереди замигал красный огонек. Паровоз зашипел, дал гудок, лязг буферов прокатился от головы к хвосту поезда, и вагоны начали медленно, но неуклонно набирать скорость. Красные огни последнего вагона уплыли в ночную темень.
Ой! Напугал!
Я и сам почти испугался, настолько неожиданной была встреча. В руке у женщины был керосиновый фонарь с красным стеклом это она давала отправление поезду.
Неужто я такой страшный? Зато добрый.
Да кто вас в темноте разберет, страшный или добрый. А к нам сюда зачем?
В отпуск по ранению. Тридцать суток дали на поправку здоровья. А вы дежурная по станции?
Дежурная, подтвердила женщина.
Зал ожидания у вас есть? Мне бы до утра где-нибудь переждать.
А дальше тебе куда?
Я сказал название Сашкиной деревни.
Далеко, посочувствовала дежурная. Ладно, пошли, у меня в каморке до утра посидишь. Там и теплее, чем в
но я ее не сразу заметил. Взгляд мой был прикован к красному углу дома, где рядом с иконой висела фотография молодого парня в гимнастерке с черными петлицами и скрещенными «мослами» пушечных стволов. Судя по всему, фотография была сделана прошлой зимой и прислана родителям из запасного полка. С нее на меня смотрел красноармеец Коновалов Александр Иванович. Только фотография эта была в черной траурной рамке. Помимо воли у меня сорвалось.