Дмитрий в ответ молчал, и не думаю разубеждать его. Пусть Михайла думает, что хочет. Сейчас, главное, информацией разжиться.
Федор Скуратов прежде в большой силе был. Сказывают, что в Москве обретался при дворне самого великого государя Алексея Михайловича. После замятни одной впал в немилость и здесь оказался, в трех сотнях верст от столицы, холоп начал выкладывать про Скуратова. Много разного добра с собой привез: мебель, ткани, жеребцов заморских, всякие вина, серебро, золото. Отстроился здесь. Цельные хоромы отстроил, в каких и князю не зазорно жить будет. За пять лет, что обретается тута, все окрестные земли прибрал к себе. У кого добром взял, кого выжил, а кто просто пропали вместе с семьями На наш вот угол свой глаз тоже положил. Как твой батюшка ослабел и слег, совсем совесть потерял. Всю зиму, почитай, гад, наши земли разорял. То лес его люди рубят, то рыбачат в наших озерах, то своими конями посевы вытаптывают. Совсем жилья не стало, махнул он рукой. Матушка ваша к нему ездила по зиме. Спрашивала, по что тот такие дела творит. Он же, ирод, в лицо смелся. Похвалялся род Кобылиных, вообще, выжить с этих земель. Чтобы, мол, даже духу нашего здесь не было Антихрист настоящий! Вдову с парнейкой со своей земли гнать удумал. Если бы хозяин жив был, то вмиг бы его огорошил.
Присвистнув, парень подкину дровишек в костер. Рассказ явно затягивался и сулил не еще не один час отдыха.
Сколько с ним людей? перебил Дмитрий, видя, что холопа начало нести куда-то в «не ту степь». Давай, коротко и по делу.
Так ентот, задумался Михайла, запрокинув голову и начиная рассматривать верхушки сосен. Много у няго людишек-то, Митрий Ляксандрович. Очень много. Боевых холопов два десятка почти или чуть поболе. Разной дворни за четыре десятка. Если же еще простых мужиков соберет, то и вовсе цельная сотня окажется.
От подобной математики Дмитрию стало совсем невесело. Отряд в сотню штыков ему совсем не по зубам в сегодняшнем положении. Честно говоря, ему и десять бойцов не одолеть,
если Скуратов вздумает бросить их в штурм на его деревушку. Они ни в жизнь не отобьются. И чем, вообще? Кольями и дубинами? У них на всю деревушку были батин меч, копье и сабля Михайлы, лук со стрелами второго боевого холопа. У нищих крестьян не была даже железного топора. Смешно сказать, каменным пользовались, ибо железные не по карману.
А безобразничать по нашим землям пускает только свово наивернейшего слугу, Прошку, что Медведем за свою силищу прозывается. Тот с девятью дружками, почитай, всю зиму по нашим лесам рыскал. Всю дичь нам распугал Пару раз даже наших мужиков из леса выгнал. Кричал, что скоро всё их тут будет, а мы по миру пойдем.
Видно было, что у Михайлы сильно «чесались» кулаки. Так и перло из него желание «разобраться». Даже ерзать на месте начал. Такому дай возможность, в бараний рог любого скрутит, если до этого не пристрелят.
Пока Михайла возбуждённо махал кулаком и грозил Скуратова божьими карами, Дмитрий мучительно размышлял. То, что придется заняться разбоем, он уже понял и скрепя сердцем принял. Сейчас же пытался придумать, как ему привлечь к своим планам своего холопа. Ведь, другого такого подходящего кадра у него просто не был под рукой. Михайла, вообще, по всем параметрам подходил на роль сообщника-единомышленника: служил у отца и был, соответственно, своим, имел подходящие навыки, наконец, крупным и здоровым был.
Осенило парня тогда, когда Михайла уже выдыхаться начал. Ругательства иссякли, напор утих. Проголодался, похоже.
Дмитрий решил свой главный козырь разыграть способность превращать воду в алкоголь. Открыться воину и сразу же намекнуть, а кто, мол, такое умеет. Должен же сообразить.
Ты, Михайла, давно ли в церкви был? Давно ли проповедь батюшки слушал? ошарашил он его, выпучившего глаза от удивления. Явно не ожидал такой смены темы разговора. Только что ведь о помещике Скуратове речь вели, а тут про церковь заговорили. К чему бы это? Дай-ка, мне кружку с водой. Покажу кое-что.
Ничего не понимающий, Михайла плеснул воды из кувшина в кружку и подал ему. Дмитрий же, сделав лицо максимально одухотворённым, всплеснул рукой и громко подул на воду.
Пригуби, отдал кружку обратно. Пока держал, парень почувствовал, как потянуло чем-то ягодно-алкогольным. Напомнило ликер какой-то, название которого совсем из головы вылетело. Ну, как?
Рябое лицо у холопа, словно резиновая маска, с легкостью исполнило все возможные гримасы: и любопытство, и неверие, и шок, и страх. Державшая кружку, рука задрожала, расплескивая ликер из кружки.
Что сие за чудо? Никогда такого чуда не пивал. Крепче самой крепкой медовухи, слаще бессмерменского щербета, разинул он рот от удивления, смотря то на кружку, то на Дмитрия. Як же так? Откуда? Митрий Ляксеич, ты же руками
И тут до него доходит вся мистичность ситуации. У него затряслись губы, глаза едва не вылезали из орбит. Михайла с ужасом уставился на руки парня, которыми тот продолжал делать какие-то пассы.
Дошло, наконец? Вспомнил, кто превращает воду в вино? холоп при этих словах побледнел, как смерть. Здоровый детина, а того гляди сейчас в обморок брякнется. Эй, родной, ты чего? Дмитрий скривился. Понял, что переборщил со своим спектаклем. Давай, давай, дыши глубже! несколько раз с силой хлестанул ладонью по рябой щеке мужика. Дыши! Никаких обмороков!