По дороге домой, Георгий Романович метал громы и молнии, в уме лихорадочно просчитывая, кого подключить и за какие нити потянуть, чтобы начатая бароном возня не нанесла непоправимого ущерба. Всю дорогу граф представлял, как «нежно» обнимает ректора за шею, а тот хрипит, задыхаясь и судорожно дёргает всеми членами, тряся животом в попытке втянуть воздух, но стоило Ермолову перешагнуть порог родного дома, как на него снизошло ледяное спокойствие.
- Панкрат, Роман дома? холодно спросил граф у спустившегося со второго этажа управляющего.
- Дома, Ваше Сиятельство, - многоопытный старик, прослуживший Ермоловым не одно десятилетие, тонко чувствовал перепады настроения хозяев имения и всегда обращался по старорежимному, когда над головами провинившихся начинали собираться грозовые тучи. Отсыпается, Ваше Сиятельство. Роман Георгиевич вчера отмечал окончание сессии и начало каникул.
- Разбуди и пригласи ко мне. Немедля! хлопнул дверью личного кабинета Ермолов.
- Приглашали, papa? спешно умывшись холодной водой и прополоскав рот, сын, ощутимо попахивающий перегаром, через тридцать минут зайдя в кабинет отца, аккуратно притворил за собой дверь.
- Подойди ко мне, - приказал граф.
- Что-то случилось, papa? настороженно, даже заискивающе спросил Роман, делая несколько робких шагов навстречу отцу. ОЙ!
Звон мощной пощёчины, многократно перекрыв крик, вознёсся к высоким сводам и заполнил эхом немаленький объём кабинета.
Глава 3. По делам их...
- Ты, Агафья, не плюйся, - хихикнул плюгавый старичок, тряся куцей бородкой, словно рубленый лес, побитой частыми проплешинами, - не плюйся, ошпарь травки и в варе1 оставь настаиваться, могёшь прямо в печи час в чугунке подержать, потом вымай. Как остынет, процеди через тряпицу в кувшин и ентим взваром Никодима потчуй три дён2 по плошке на восходе и закате.
- Фу, отрава! развязав тесёмки рогожного мешочка и сунув в него нос, презрительно сморщилась сбитая приземистая рыжеволосая баба, не замечая выбившихся из-под платка прядей волос3 цвета тусклого осеннего кленового листа. Тьфу, прелым коровьим говном смердит! Этот мухотрав4 гроша5 не стоит, а ты пятиалтынный6 требуешь. У-у, крохобор, ты, Прошка, совесть бы поимел!
- Ни в разе не сумневаюсь, Агафья, шо ты дока в коровьих лепёхах, хто, как не ты? Куды уж мне, пню старому, я, ить, всё по травушкам-муравушкам. Дай сюды! старик резко выбросил руку, пытаясь забрать мешочек с травяным сбором, но бабища ловко убрала его за спину.
- Куды лапы тянешь, - отступила на шаг Агафья, - мироед! Алтына с тебя хватит.
Сунув руку под нестиранный передник, баба вынула оттуда гнутую монетку, от старости покрывшуюся зеленью, и кинула её в сторону плюгавого травника.
- Кудыть?! прихватив за плечо мелкого вихрастого пацанёнка в заношенной рубашонке, заправленной в холщовые штаны на полотняных помочах, бросившегося ловить монету, Прохор задвинул его себе за спину. Охолони! Не по-людски, Агафья, поступаешь, аки псу кость бросаешь.
Отвернувшись от бабищи, старик потрепал по кудрям босоного правнука.
- Буде, Данилушка, в городище за такой двугривенный7 дают. Идём отсель, пущевай она от жадности подавится. Запомни, Агафья, скупой платит дважды, а ты три раза воздашь, помяни моё слово!
- Катись отсель, немочь старая, - ощерила жёлтые пни зубов баба. Оглянувшись туда-сюда на греющих уши соседей, она подхватила с земли оставленную старым травником монету. Миг, и медный кругляш исчез в потайном кармашке.
- Деда Прохор, а пошто ты деньгу не взял? когда пара из мальчишки и старика дошла до конца улицы, любопытство таки «доело» Данилу.
- Запомни, Данила, мы люди, а не псы дворовые, которым можно кость бросить. Если не будешь блюсти достоинство, то и будут к тебе, аки к собаке обращаться, а деньга... Деньгу мы ещё заработаем, сама Агафья на поклон прибежит и сторицей наперёд заплатит, поведай-ка мне лучше, какие травы собирают ночью, а какие по росе?
- Ну, - смешно наморщил лоб мальчишка, - по темени берут беладонну, белену, дурман, крапиву, если выжимку для притираний делать, а ромашку ночью в бутонах для кашицы берут...
Загибая пальцы, Данила назвал ещё с десяток трав, замолчав, он смешно повёл носом и обернулся к Прохору:
- Деда, а зачем ты с тёткой Лукерьей и дядькой Макаром на восходе в лес ходил и что за травы Лукерья в подол понёвы собирала?
- Скажи, что с тобой делать, пострелец? Пошто разнюхивал? Отвечай!
- Дык интересно же, - мальчишка нисколько не испугался грозного тона, но на всякий случай отошёл от старика на пару шагов дабы не схлопотать вразумляющего подзатыльника. А супротив волков и ведьмедей я наговоры знаю, ты сам учил, да и по лесу я лучше тебя хожу. Я в пяти аршинах за твоей спиной прятался, а ты не заметил.
- От-ты-ж, научил на свою голову, - почесал маковку травник. Ладно, мотай на ус. Есть травы и цветы, которые должны собирать только бабы или девицы, а не мужики, иначе они теряют целебные свойства. А есть травы, которые люди должны рвать и готовить сами, ибо чужие руки не годятся.
- А они токмо по росе берутся?
- Не токмо. Росы тожа разные бывают, запамятовал? По закатной росе, восходной, в туман, ночью, днём всяко собирают и рвут, так как лихоманки8 разные и свойства у трав для их изгнания различаются. Зависит ещё какой отвар требуется и от какой пакости или кому кожные притирания надобны с примочками, а ежели спину али поясницу прихватит, то согревающую огневицу треба делать. Мужики делают грубые сборы, а бабы и девицы мягкие, обволакивающие, такие