- Хр-р, - плюясь кровью, прохрипел тиун, глядя на мёртвую сестру.
- Так ты её отблагодарил за то, что она ночами от тебя не отходила, когда ты расшибся, упав с дерева. Так ты свет новой веры несёшь. Хорош, нечего сказать!
Тут под ноги Гюри рухнуло ещё одно тело, правда в этот раз ещё живое и оказавшееся Гостимиром, из бедра и правого бока которого торчали обломки двух стрел.
- Побили наших, - выдохнул десятник, - как уток на взлёте.
- А ты, рад, что служишь жрецам распятого бога? склонился над десятником волхв.
Гостимир ощерился, плюнув в старика.
- Душить вас, поганых, надо, огнём и мечом
- Душить, говоришь, - хмыкнул Ведагор, кивнув кому-то за спинами Гюри и Гостимира, - вельми зажился ты, Гостимир, загостился в нави. Морена уж иссохлась, ожидаючи. Ох, о чём я, по новой вере грешники в ад проваливаются, прямоходом к Чернобогу-Сатане.
Скрипнув окровавленным снегом, из-за спин пленников вышел высокий широкоплечий муж в выбеленной шкуре волка на окольчуженных плечах и с маской-личиной, закрывающей лицо, из-за чего невозможно было определить возраст кметя, лишь через узкие прорези маски на княжьих слуг проливались ненависть и арктический холод льдисто-серых глаз. Ни слова не говоря, холодноглазый пошарил под воротом Гостимира, достав оттуда простой оловянный крестик на крепком кожаном шнурке. Сжатая в кулак десница резко оттянулась назад и шнурок плотно обхватил шею пленника, причём оловянное распятие до крови врезалось в кадык. Десятник захрипел, Воин в шкуре и личине, уткнув врага лицом в стылую землю, продолжал сдавливать шнурок. Через минуту десятник засучил ногами, пытаясь пропихнуть живительный воздух через сжатое горло, обильно смазанное кровью из рассечённой крестиком кожи. На какой-то миг мир для Гюри перестал существовать, сузившись до бьющегося в агонии друга, будто умирающий вепрь хрипящего из-за недостатка воздуха, и пляски огня, с оглушительным треском пожирающего присыпанную землёй кору на крыше отчего дома. Вырваться на помощь другу и побратиму тиуну не давали всё те же крепкие руки невидимых пленителей. Гостимир забился в падучей, но холодноглазый не отпускал, хладнокровно удушая десятника. Вскоре хрип перешёл на едва слышимый свист, а затем из уст воина вырвалось последнее робкое облачко пара и растаяло в холодном зимнем небе, подёрнутом дымом разгорающегося пожарища.
Бросив бездыханное тело в сугроб, пленители поволокли Гюрю в центр вески, куда гриди волхва и таёжные охотники сгоняли и сносили полон, состоящий из
раненых кметей княжеской дружины и наёмных нурманнов.
Подойдя к северным наёмникам, волхв заговорил с ними на их наречии, которое Гюря неплохо понимал. Услыхав о вире, пленные нурманны расхохотались в лицо Ведагора, поливая того отборной бранью и грозя страшными карами.
- Когда я был молод и горяч, то не раз ходил по Студёному морю с ярлами в земли саксов и франков. Ворочал весло на драккаре. Не один раз смешивал кровь с великими воями, давая над огнём братскую роту14. Для чего я клялся? Разве для того, чтобы выродившиеся дети кровных братьев, презрев клятвы, польстившись серебром и шкурками, пришли в мой дом с огнём и мечом? Глядите, они тоже предали веру отцов и дедов, - длинный палец волхва указал на крестик на шее одного из нурманских наёмников, долгое время охранявшего важного вельможу в Царьграде и принявшего там таинство крещение. Что ж, вы грозили мне карами и лютой смертью, но я не стану отвечать вам взаимностью. Один ярл был ко мне настолько добр, что научил, как превращать людей в орлов15. Вы утопили мой дом в крови и опоганили святое место, поэтому меньшего недостойны.
Поносившие волхва на чём свет стоит, четверо нурманнов резко поперхнулись языками, осознав для чего и для кого приготовлены козлы с кожаными ремнями наперекрёст.
- Нет, нет, мой отец заплатит виру! сделавшись белее снега, закричал молодой, безусый нурман, мгновенно схлопотав в лицо тупым концом тяжёлой рогатины.
Перед казнью всем заморским северянам отрубили большие пальцы на руках, дабы в Вальхалле они не могли пить пиво и держать оружие.
Взятых в полон дружинников князя, в отличие от нурманнов, заперли в бане, обложив её хворостом.
- Огонь очищает, - изрёк Ведагор, бросая факел на политую дёгтем вязанку.
- Оставил меня напоследок? каркнул Гюря в спину волхва.
- Твоя правда, - повернувшись, волхв присел на корточки перед пленником. Напоследок. Не бойся, ты будешь жить и даже пальцев, носа или языка не лишишься, никто о твоё дерьмо мараться не станет, но ты сам проклянешь себя и сам пожелаешь сдохнуть, когда потеряешь самое дорогое и твой новый бог тебе не поможет. Никто не любит клятвопреступников и предателей. Боги тем более Дайте ему коня и припас на два дня. Пусть расскажет воеводе и сыну князя, что путь в лес им и дружине отныне заказан. Пусть сами считают, во что им обошлось полюдье и желание хапнуть две шкуры с одного волка.
Домой Гюря вернулся в начале травня, когда холопы, взятые им летось16 в землях вятичей, распахали поля и посеяли жито, но радостной встречи не получилось. Никто не вышел встречать хозяина на порог дома. Жена не бросилась снимать сапоги с ног уставшего мужа. В имении царило запустение, а дом пропах ладаном и болезнью. Волочок бил в набат. В маленькой деревянной церквушке, поставленной самим Великим Князем, беспрестанно молились, прося бога отвернуть от городка лихоманку и моровое поветрие.