Г. Боровиков Именем Республики
О СЕБЕ
С восьми лет начал работать с отцом в поле: боронил, жал хлеб, околачивал лен.
Рано научился читать. Из книг узнал о том, что есть другая жизнь, не похожая на нашу, деревенскую.
Под влиянием прочитанных книг пробовал писать стихи. Мне было 16 лет (я учился в средней школе в городе Яранске), когда одно из моих стихотворений напечатали в уездной газете. Увидев свою фамилию в газете, я так застыдился, что всем знакомым, поздравлявшим меня, говорил, что это не я писал стихи, а кто-то другой, мой однофамилец.
В 1921 году вступил в комсомол, участвовал в борьбе с самогонщиками и спекулянтами, в изъятии церковных ценностей и хлебных излишков у кулаков.
После окончания средней школы уехал в Москву учиться.
Небольшие деньги, которыми меня снабдили родители, кончились так быстро, что жить до вступительных экзаменов было не на что. Пришлось искать заработка. Решил податься за Волгу. В Казани брался за любую работу: пилил дрова, переписывал рукописи, служил в канцелярии.
Тянуло писать стихи. Писал и посылал в газеты. Кое-где печатали, даже во второстепенных московских журналах.
Потом мои стихи перестали мне нравиться, я понял, что поэта из меня не выйдет.
Много лет проработал в газетах Казани, Саратова, Сталинграда. По поручениям газет несколько раз бывал в дельте Волги и на Каспийском море. Мне захотелось рассказать об этом замечательном уголке нашей Родины, и я написал сценарий для киноочерка. В 1941 году Нижневолжская киностудия начала снимать фильм. Но в июне гитлеровская армия напала на Советскую страну. Съемки фильма были прекращены. Я ушел воевать. В боях под Сталинградом был ранен.
В 1945 году написал свою первую книжку «В Каспийских джунглях».
В последующие годы вышли книги «Крутояр», «Волжские рассказы», «В пути», «Ирина», «Сережино лето», «Родник», «Голубой плес», «Ника», «Зумара» и другие. Некоторые произведения переведены на польский, словацкий, немецкий, а также на языки народов Советского Союза.
Предлагаемая вниманию читателей повесть «Именем Республики» написана по впечатлениям моей юности.
Григорий Боровиков
Великопостная трапеза
К столу собралась вся семья: высокая, с худым усталым лицом Фекла, жена Трофима, дети пятилетняя Марька, болезненная девочка с синими грустными глазами на бледном
личике, и верткий непоседливый подросток Пантушка. Все трое жадно смотрели, как Трофим, прижав к груди каравай, отре́зал первый ломоть и надел его на крючок безмена. Ломоть перетянул конец коромысла. Тогда Трофим аккуратно отрезал от ломтя кусок, снова взвесил.
Это тебе, мать, сказал он дрогнувшим голосом.
Таким же образом был отвешен хлеб всем остальным, после чего Трофим убрал остатки каравая в сундук, запер на замок, а ключ привязал к поясу.
Ну, ешьте! мягко промолвил он. Теперь все по норме едят.
Ели толченую картошку с молоком. Молоко было жидкое, синее. Хлеб крошился, корка сама отделялась от мякиша, зерна лебеды хрустели на зубах.
Ничего, как-нибудь переживем тяжелое время, продолжал Трофим. Вчера в комбеде бумагу из уезда читали. В других губерниях еще голоднее, чем у нас. И то народ перемогается.
Куда же хлебушко-то девался? причитала Фекла. Бывали и прежде засухи, а такого голода не случалось. У одного хлеба нет, у другого есть.
Война подобрала хлеб. Три года мировой войны, потом революция, гражданская война. Сколько нераспаханных полей осталось!
И не говори! Фекла вздохнула. Хорошо еще корова есть, а то бы совсем худо было.
Без коровы с ребятишками пропадешь.
Дети молча слушали разговор родителей и, понимая всю важность печальных слов, вели себя тихо, степенно.
После завтрака Пантушка пошел в школу. День был серый, теплый. В воздухе пахло набухающими вербовыми почками и тающим снегом. В церкви звонили к заутрене. Маленькие колокола заливались бойко и весело, а большой колокол гудел мощной октавой. Над колокольней стаями носились галки и голуби.
Школа стояла напротив церкви, и колокольный звон врывался в класс, мешал слушать учительницу.
Учительница, немолодая женщина в очках, читала стихотворение:
Яшка, шепнул он соседу по парте, у попа говельщики трапезничать будут. Пойдем?
Беловолосый, безбровый, с малиновыми конопушками на носу Яшка немного подумал, потом молча кивнул головой.
Сразу после уроков, продолжал шептать Пантушка.
Учительница приподнялась на своей скамейке.
Пантелей Бабин! Чего ты там разговариваешь!
Пантушка встал, виновато опустил глаза.
Ну-ка, расскажи, про что я читала.
Про попа.
Про епископа.
Про епископа, повторил за учительницей Пантушка. Был голод... как сейчас у нас... людям нечего было есть. А у этого епископа полны амбары зерна. Он был скупой и не давал народу хлеба. За это бог наказал епископа. На него набросились крысы и сожрали его.
Садись и больше не разговаривай.
Учительница приехала в село Успенское еще задолго до революции. Одинокая и сердобольная, она научила грамоте уже не одно поколение деревенских ребят. Она знала каждую семью, кто как живет, кто на что способен. Крестьяне к ней относились хорошо, и она старалась всем делать добро. Теперь, в голодный год, ей было трудно так же, как и всем, но она не роптала на свою судьбу и с обычным усердием занималась с детьми. С тех пор как в школе перестали преподавать закон божий, Мария Васильевна читала ученикам такие рассказы и стихотворения, которые прежде не позволил бы священник отец Павел. Вот и сегодня, в день великопостного богослужения, когда местные священнослужители, сытые и ни в чем не нуждающиеся, проповедуют любовь к людям, она выбрала для чтения именно это стихотворение, чтобы дети поняли: людям нужно помогать не на словах, а на деле.