Их стрельба была чем-то невероятным. Я сам плохо стрелял из лука, но я видел хороших лучников. Но это было за гранью человеческих возможностей. Пока мой тренированный арбалетчик, матерый воин, успевал с помощью ворота натянуть тугую тетиву своего мощного оружия и выпустить второй болт, каждый из этих волхвов в темных балахонах успевал выпустить семь, а то и восемь стрел! Восемь! Длинных, оперенных стрел, которые летели с убийственной точностью.
Они не стреляли по общей массе моих воинов. Их целями были арбалетчики Степана и расчеты катапульт, которые мы с таким трудом тащили через леса. Стрелы волхвов находили щели между щитами, пробивали кожаные куртки, впивались в горло, в глаза. Мои драгоценные стрелки, моя главная надежда на подавление врага со стен Искоростеня, начали падать. Один, другой, третий
На задворках сознания закралась мысль о том, что странность есть а чего в меня не целятся? Боятся? Или только арбалетчиков хотят смести?
Люди хватались за раны, кричали, оседали на землю. Рядом с катапультами тоже появились первые убитые и раненые волхвы явно понимали ценность этих машин и старались вывести из строя тех, кто мог ими управлять.
Я видел, как побледнел Степан. Его губы сжались в тонкую линию. Он понимал, что происходит. Его арбалетчики, столь эффективные против обычной пехоты, оказались слишком медленными и уязвимыми перед сверхъестественной скорострельностью носителей-волхвов. Продолжать вести залповый огонь означало подставлять их под прицельные выстрелы врага, терять бесценных специалистов.
Степа! снова крикнул я. Отводи стрелков!
За щиты!
Он посмотрел на меня, в его глазах мелькнуло сомнение как же без поддержки огня? Но он подчинился.
Арбалетчики! Отходим! За линию щитов! Медленно, огрызаясь!
Стрелки, матерясь и отстреливаясь одиночными выстрелами, начали отступать вглубь войска. Пехотинцы Ратибора встречали первый натиск добежавших древлян. Лязг мечей и топоров о щиты, глухие удары, крики ближний бой начался.
Приказ меняется! крикнул я Степану, когда его люди оказались в относительной безопасности за спинами товарищей. Залпы отставить! Работать одиночными! Цели волхвы и их командиры! Только по самым важным целям! Берегите людей и болты!
Степан кивнул, передавая приказ дальше. Теперь арбалетчики, укрытые за стеной щитов, могли вести более спокойный и прицельный огонь, выискивая бреши в обороне врага, выцеливая наиболее опасных противников. Но это полумера. Да, мы сократим потери среди стрелков. Но и огневая мощь наша резко упадет. А главное это не решало основной проблемы носителей-волхвов.
Они продолжали идти вперед, окруженные своими фанатиками-древлянами, и их смертоносные луки не умолкали. Каждая их стрела сеяла смерть в моих рядах. Обычные воины, даже закаленные северяне, чувствовали себя беззащитными перед этой сверхъестественной скорострельностью. Лазутчики Веславы где-то там, в гуще боя, пытались выполнить свой приказ, но я пока не видел явных результатов их работы. Волхвов было слишком много, и они были слишком сильны.
Стало окончательно ясно: обычными методами эту битву не выиграть. Мы могли отбить эту атаку, могли положить еще тысячи древлян. Но пока живы и действуют эти волхвы-носители, они будут гнать своих людей вперед, они будут выкашивать моих лучших воинов своим прицельным огнем. Они ключ к этой битве.
И, похоже, сделать это придется мне самому.
Адреналин гудел в ушах, заглушая даже предсмертные крики моих воинов и рев древлян. Я видел, как падают мои арбалетчики, лучшие стрелки, которых я так берег для Искоростеня. Видел, как шарахнулись от катапульт уцелевшие расчетчики, когда стрелы начали щелкать по дереву машин и находить щели в их обороне. Мои люди гибли.
Меня это бесило до жути. Мир вокруг начал терять краски, сменяясь багровыми всполохами перед глазами. Звуки слились в низкий гул, а собственное сердце забилось так, что, казалось, вот-вот пробьет ребра. Тело налилось свинцовой тяжестью и одновременно нечеловеческой легкостью. Пальцы сами собой до боли сжали рукояти топоров. Система не спрашивала разрешения. Она просто констатировала факт, вспыхнув коротким уведомлением где-то на периферии сознания:
[Навык «Берсеркер» (Ранг 3) активирован].
Из горла вырвался рык. Мои дружинники, стоявшие рядом, невольно отступили на шаг, увидев, как изменилось мое лицо.
А потом я просто перестал думать. Инстинкты взяли верх. Ноги сами понесли меня вперед. Не разбирая дороги, не видя препятствий. Сквозь ряды моих же ошеломленных дружинников, которые едва успевали расступиться. Мимо стены щитов, где мои северяне с трудом сдерживали первый натиск прямо в кипящую кашу из древлянских тел, стали и грязи.
Первый удар был почти рефлекторным. Какой-то бородач с выпученными глазами замахнулся на меня рогатиной. Я не стал уворачиваться или блокировать. Просто шагнул вперед, поднырнул под древко и рубанул снизу вверх. Топор вошел ему под челюсть, почти отделив голову от туловища. Кровь фонтаном ударила мне в лицо.
Второй древлянин попытался ударить копьем в бок. Я развернулся на месте, отбив его выпад левым топором, а правым всадил ему оружие прямо в солнечное сплетение. Он согнулся пополам с немым криком, а я, выдернув топор, тут же обрушил его на спину третьему, пытавшемуся обойти меня сзади. Хруст позвоночника был противным.