После этого Зинаида успокоилась и стала воспринимать ситуацию философски и правда, какого черта? Что он, за почти пятьдесят лет своей жизни женских трусов не видал или голых женщин?
На одиннадцатую ночь после того, как Михаил увидел ее полностью обнаженной, Зинаиде приснился кошмар. Снилось ей, что она идет через поле гладкое такое, как футбольное, покрытое зеленой травкой. Кожу обжигают лучи солнца, а сама она голенькая, ну как будто приготовилась лечь в ванну!
И вдруг позади слышится вой. Дикий такой, утробный вой!
Волки. Бегут волки! Огромные, целая стая!
Зина пытается бежать, но ее ноги прилипают к земле, еле двигаются, увязают в ставшей липкой цеплючей траве. Зина все-таки вырывает из травы свои босые ноги и бежит все быстрее, быстрее, быстрее!
А волки все ближе! А волки клацают зубами, того и гляди вырвут кусок задницы!
И мысль бьется в голове: «Они меня изуродуют! И я даже сидеть на заднице не смогу! И Миша меня не полюбит. Он должен меня спасти! Обязательно спасет!»
И Зинаида кричит громко, во всю мощь, насколько может чтобы перекричать вой зверюг, чтобы Миша услышал, пришел, спас: «Миша! Миша-а-а!»
Проснулась она от того, что кто-то ее тряс. Открыла глаза задыхаясь, в испарине, оплетенная скомкавшейся в жгут простыней, это был Миша. Он стоял над ней, гладил ее по голове и приговаривал:
Ну, ты чего все хорошо все будет хорошо! Это просто сон!
Мне приснилось, что меня настигают волки! не выдержала Зинаида, тяжело дыша и мотая головой из стороны в сторону. Ты не представляешь, как это было страшно! Глаза горят! Лапы с кривыми когтями! Ужас! Они хотели меня загрызть!
Это у тебя не волки, а просто драконы какие-то! С кривыми когтями! улыбнулся Миша и убрал руку с ее лба. Она даже не заметила, что он так и держит ладонь у нее на голове. Ладонь была тяжелой, шершавой, мозолистой, видимо от гирь, и такой успокаивающей, такой родной, что Зинаиде захотелось, чтобы его рука вернулась на прежнее место.
Михаил вдруг наклонился над Зинаидой, так что до ее лица осталось сантиметров двадцать, и подул ей в лоб. Зинаида невольно вздохнула, будто хотела дышать тем воздухом, каким дышал он, а Миша улыбнулся и тихо, тепло сказал:
Вот и все. Прогнал я твоих волков. Это просто проблемы у тебя накопились, переживаешь, и эти проблемы оформились в виде кошмара. Ха! Вот же ты вопила! «Миша! Миша!» Я даже перепугался неужели, думаю, на тебя напали американские шпионы! И требуют рассказать военную тайну! Ну я и побежал на помощь,
я чутко сплю. Ладно, ты спи, давай я тебя накрою.
Он потянул из-под Зинаиды скрученную в жгут простыню и при этом старательно отводил глаза в сторону ее ночная рубашка задралась на живот, и Зинаида лежала теперь наполовину обнаженной (она всегда спала без трусиков, чтобы тело отдыхало). И не делала попытки прикрыться, только смотрела ему в лицо и молчала.
Накрыв ее простыней, Михаил буркнул что-то насчет кондиционера, который давно пора завести, ибо летом жарко, как в заднице у папуаса с Новой Гвинеи, повернулся к двери, чтобы выйти, пожелал спокойной ночи, но Зинаида его остановила:
Останься. Ляг со мной. Мне так будет спокойней. Иначе я не усну. Мне тревожно
Михаил остановился лицо его окаменело, губы слегка поджались. Он не двигался. Думал.
Зинаида ждала. Сердце ее бухало в грудную клетку как молот. А что, если сейчас скажет: «Нет, извини у меня есть подруга молодая подруга. А ты ты просто друг. И в постель с другом не ложатся! Да и старовата ты для меня! Разве ты можешь сравниться с Олей?» И что тогда делать? Как она будет жить с ним после этого унижения? Вообще жить?!
Но Михаил ничего такого не сказал. Он осторожно сел на край кровати, Зинаида подвинулась к стене кровать была широкой, супружеской, и тогда Михаил лег рядом, молча, глядя в потолок.
Минут пять они лежали так, не двигаясь, не издавая ни звука. Слышалось только дыхание спокойное, размеренное Михаила, учащенное, неровное Зинаиды.
Из-за приоткрытой портьеры окна на потолок падал желтый свет уличного фонаря, отражался от безупречно белой побелки и разлетался по спальне ровным сиянием, в котором можно было рассмотреть и небрежно брошенную на стул у кровати блузку, которую нужно стирать только вручную и потому она не отправилась в стиральную машинку, и бумаги на большом письменном столе у окна, и лица людей, лежащих рядом в постели, будто опасающихся коснуться друг друга. Сам воздух в спальне вдруг стал каким-то странным, нереальным, как перед грозой, в нем чувствовалось напряжение, и это было напряжение не электрическое
По улице пронеслась машина, и блеск ее фар осветил лица, нескромно выхватив все подробности, мгновенно нарисовав картинку: вот женщина смотрит на профиль мужчины, покусывая губу и страдальчески морща нос, вот мужчина холодный, как статуя, лежит, сцепив пальцы в замок, глядит в потолок.
А потом мужчина заговорил:
Ты же знаешь, у меня есть подруга я не хочу метаться между вами, пинаемый с обеих сторон. Я знаю, ты в меня влюблена. Но ты же понимаешь, что у нас
Молчи! Зинаида вдруг протянула руку и накрыла ею рот мужчины. Только дурак в постели с женщиной, которая в него влюблена, рассказывает о том, что у него с ней ничего не получится. Я знаю, что не получится. Хотя смотря что под этим понимать!