Впрочем, было уже. Само собой, все такие газетки закроются. Кому они нужны, с журналистами, которые давно уже и не журналисты, а галимые пропагандисты.
М-да вот по таким мелочам и понимаешь, насколько неповоротлив и расточителен Союз. Вместо того чтобы пустить деньги на какое-нибудь хорошее дело их просто сливают на всякую чушь. И это при том, что большинство людей не может купить себе ничего современного, модного и просто жизненно необходимого. Просто нет этого современного и модного. Не производят. Или производят очень мало. А импортное только для избранных.
За мебельной стенкой надо месяцами и годами стоять в очереди. Машину ждут годами. Обувь хорошая только импортная, по блату. Или у спекулянтов.
Деньги просто лежат в загашниках и не работают. Не питают экономику. Их НЕКУДА потратить! НЕ НА ЧТО!
Я в сердцах отбросил газетенку и, лежа в ванне, угрюмо наблюдал, как газетка набирает воду, лежа на полу в мыльной лужице. Темное пятно увеличивается, увеличивается, обретает очертания Африки, а потом становится древним материком Гондвана. Туда ей и дорога, этой газетенке. В Гондвану. Даже читать расхотелось после того, как попытался ее полистать.
Лежал и тупо смотрел в потолок, погрузившись в воду до самого носа. Думал обо всем сразу и ни о чем конкретно. А когда почувствовал, что глаза закрываются, наваливается сон, быстренько потер себя мочалкой, которую привез с собой в полиэтиленовом пакете из дома, смыл мыло и отправился спать, выдернув пробку из ванны.
Этот непростой для меня день все-таки закончился. Штекер телевизора выдернут из розетки, постель приятно холодит чистую кожу. Хорошо! За окном ноябрьский мороз, снежинки стучат в стекло, а я лежу в постели и смотрю на то, как отсветы фар проезжающих мимо гостиницы автомашин пробиваются через неплотно задвинутую портьеру. Сейчас бы еще Зину сюда было бы совсем хорошо. Только вот кровать узковата, это в 2018 году во всех гостиницах стоят сущие сексодромы, теперь же «руссо туристо облико морале».
Кстати, пришлось все-таки изменять в романе кое-какие эпизоды иначе цензура не пропустит. И даже с правкой он еле-еле прошел рогатки (так мне Махров рассказал). Могли и завернуть, потому как роман «похабный», не соответствующий духу соцреализма. Пришлось сцены секса практически вырезать. Не поймут «секса у нас в СССР нет!».
Уснул незаметно. Проснувшись, долго соображал, где нахожусь мне снилось, что я дома, в 2018 году, что на кухне работает стиральная машина, жужжит, выжимая очередную порцию белья. Увы (или всё не так уж и плохо?), я все еще был в 1970 году. А жужжал за дверью обычный пылесос, убирая невидимые глазу пылинки из толстой ковровой дорожки коридора.
Время около десяти часов утра. Делать особо нечего до четырех часов дня еще куча времени. Даже не особо нечего а вообще нечего! Если только пойти гулять по городу? Когда я еще буду в Москве?
Кстати, может, действительно построить кооперативную квартиру в Москве? Ну а чего перетащу сюда Зину, ее давно звали работать в Москву, сулили кучу «вкусняшек» вроде повышенной зарплаты и премии. Опять же Москва! Престижно! Но нет она ни в какую. Мол, шум не люблю, суету людскую. А вот в Саратове тишь да благодать. В общем, не вышло у них ничего. Но вот теперь, может, и выйдет?
Махров прав надо в столицу перебираться, если хочу выйти на серьезный уровень. Чего уровень? Литературы, конечно. Типа, нетленки у меня тут будут получаться лучше. Сомневаюсь, но чисто технически да, в Москве сейчас мне жить будет гораздо удобнее.
Побрился, используя станок для безопасной бритвы, я его больше
всего люблю. Там, в моем времени, у меня есть стальной станок, еще от дедушки доставшийся. Я его очень люблю и берегу. И память о моем деде, и очень удобная штучка подравнивать бороду или просто бриться. Чисто бреет. Не чета всяким там трехлезвийным дрянным бри́товкам.
Оделся, надел свою «летчицкую» кожаную куртку, берет (ну куда ж писателю без берета?! Писатель я или где?!) и вышел на улицу.
Холодно! Морозно холодно. Вот не люблю я московскую погоду! Не просто не люблю, а ненавижу лютой ненавистью! Больше, чем промозглый питерский климат.
Сырость. Здесь всегда сыро осенью, зимой, летом. Город стоит на болотах, и здесь всегда сыро. Сыро, как в предбаннике общественной бани.
Редкие снежинки медленно и плавно опускаются на плечи, будто стараясь утешить: крестьянин, твоя страда закончена! Иди домой, на печь, спи! Летом будешь снова пластаться, рвать жилы, а пока баю-бай!
Мне вдруг захотелось вернуться в номер и не вылезать из него до самого вечера, до самой грядущей встречи. Но я пересилил себя и пошел по улице прочь от гостиницы. Куда я иду сам не знаю. Просто иду, смотрю по сторонам, разглядываю прохожих и витрины магазинов. Случайный прохожий этого мира, беглец, пытающийся изменить такую вот махину Советский Союз. Даже как-то и смешно до слез. Что я могу, маленький человечек со своими глупыми идеями?! Кто меня послушает?! Все равно буду слать свои письма верят они или не верят. Хотя бы сделаю попытку до тех пор, пока меня не повяжут. И маньяков убью, чего бы это мне ни стоило.