На левой ноге мальчика остался надетым коричневый ботинок; правая нога была босой, с поджатыми синими пальцами. «Ему холодно» промелькнуло в сознании Павла нелепая мысль: нелепая, потому что мертвые уже не чувствуют ни холода, ни боли. И еще понял старший лейтенант Дементьев, откуда тянет горелым мясом шагах в пятидесяти от места расстрела виднелись развалины длинного сарая, облизанные огнем.
Над мертвой деревней висела тишина, нарушаемая только плачущим свистом ветра. В этой тишине комбат услышал хруст снега под ногами и обернулся. Позади него стояли его батарейцы, смотрели во все глаза, и было в этих глазах такое, что Павел понял: трудно ему будет теперь объяснять своим солдатам, что пленных убивать нельзя.
Товарищ старший лейтенант, посмотрите
Дементьев повернулся в другую сторону туда, куда показывал его ординарец, и только сейчас увидел то, чего не заметил раньше, поглощенный открывшимся ему страшным зрелищем следов казни беззащитных и безоружных.
На открытом пространстве между руинами, в центре злосчастной деревни, стояли люди живые. Они стояли молча, и поэтому комбат не обратил на них внимания. Это были наши солдаты, окружившие десятка полтора дрожавших от холода и не только от холода немцев. А у раскидистой толстой березы, под которой до войны, как заведено в деревнях, собиралась на посиделки молодежь, молодой политрук с каменным лицом сосредоточенно прилаживал на сук веревку с петлей.
Разглядев среди солдат офицера, Дементьев подошел к нему.
Что здесь произошло, лейтенант?
Немцы, односложно ответил тот, разлепив сжатые в нитку губы и угрюмо глядя на Павла прозрачными от ненависти глазами. Отступали. Сожгли деревню. Всех жителей в расход. Кого постреляли, кого сожгли. А тут мы. Взяли их, лейтенант выматерился, словно выплевывая ярость и боль, на месте преступления. Тепленькими. Ничего, скоро они станут холодненькими. Повесим гадов, всех повесим! И он снова замысловато выругался.
Павел перевел взгляд на пленных. Они стояли, ничем не напоминая сейчас тех лихих вояк, которые покорили Европу и дошли до Москвы, сметая все на своем пути. Люди две руки, две ноги, голова. Люди, самые обычные люди, у которых тоже есть гдето жены и дети. Люди, которым очень не хочется умирать, но которым почемуто нравится убивать других людей чужих женщин и детей, не способных себя защитить. Эти самые обычные люди переступили грань, отделяющую людей от нелюдей, и лишили себя ореола достойного врага, заслуживающего уважения. Они сами исключили себя из мира людей точно так же, как сделали это когдато тевтонские псырыцари, подцеплявшие копьями славянских детей и швырявшие их в пламя горящих изб, и перешли в мир сумрачной нелюди, с которой люди не уживались никогда. «Что же это за сила такая дьявольская погнала этих людей на нас и превратила их в нелюдь? подумал Дементьев, чувствуя, что дай он волю своим батарейцам, не понадобится и веревка: его бойцы порвут пленных на части голыми руками. И сколько еще потребуется пролить русской крови, чтобы смыть эту нечистую силу с нашей земли?».
Казни он не дождался у него был боевой приказ, и батарею Дементьева ждали там, где люди продолжали сражаться с нелюдью. Павел так и не узнал, повесили немцев или нет. Он только слышал, что начальник политотдела бригады подполковник Игнатьев настоящий комиссар, один из немногих настоящих комиссаров, встретившихся Дементьеву на дорогах войны, человек суровый, но справедливый, учинил жестокий разнос офицеру, затеявшему публичную казнь, «за фашистские методы обращения с военнопленными», как было сказано в приказе.
Игнатьева Павел уважал, но в глубине души считал, что молодой политрук в селе Софийское действовал правильно так, как подсказывала ему совесть человека и воина.
* * *
Бои на реке Лучеса шли до шестого января 1943 года. Третий механизированный корпус генералмайора Катукова понес большие потери из ста семидесяти танков в строю осталось всего около шестидесяти, но свою задачу выполнил и был выведен из полосы боев.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. В ЛЕСУ ПРИФРОНТОВОМ
Еще в самом начале зимнего наступления, в декабре сорок второго, Павел Дементьев обустраивал наблюдательный пункт своей батареи на высоте 73,4. Хлопот у него было выше головы, он не успел даже позавтракать, и заботливый старшина принес ему целый котелок пшеничной каши с салом, за желтоватый
цвет носившей «кодовое название» «блондинка». Комбат с аппетитом принялся за еду, и тут над его головой с воем пронеслись реактивные снаряды, волоча за собой косматые огненные хвосты. «Эрэсы работают, подумал Павел, провожая глазами рукотворные кометы, наш четыреста пятый дивизион, больше некому. И они гдето рядом. Пойти посмотреть? Время вроде есть».
Любопытство молодого командира было понятным. О «катюшах» ходили легенды, однако Дементьев толком ничего не знал об этих установках, хоть и видел однажды их залп и его последствия. Дожевывая на ходу «блондинку», он добрался до позиции эрэсников она действительно оказалась совсем близко, и принялся разглядывать чудо военной техники. Вблизи чудо не впечатляло Павел даже почувствовал разочарование. Обычные грузовики «ЗИС5», вместо кузова примитивный рамообразный станок, собранный из металлических полозьев, похожих на дырчатые рельсы, на которые подвешивались снаряды. После сложных артиллерийских систем, с которым Дементьев привык иметь дело, знаменитая «катюша» показалась ему какойто кустарной самоделкой, склепанной в кружке «Умелые руки». Но руки и впрямь были умелыми о гвардейских реактивных минометах говорили с уважением.