Тогда он заметался, попробовал вырваться, но рука у, «хозяина» оказалась крепкая: «Никуда я тебя не отправлю!» Чтобы показать себя, Мишка решил выкинуть что-нибудь еще, посильней, чем неудавшаяся операция с животом: проглотить гвоздь или ручку от ложки или вскрыть вены, но из всех вариантов выбрал один, самый крайний.
Максим Кузьмич с утра засел в кабинете, чтобы разобраться с накопившимися счетами, сводками и прочими бумажными делами, без которых, к сожалению, не обходится ни одна самая живая работа. И вдруг к нему, запыхавшись, вошел воспитатель Суслин.
– Разрешите, товарищ подполковник!
– А очень срочно? Я сейчас занят.
– Срочно, товарищ подполковник. ЧП!
– Что за ЧП? – Максим Кузьмич оторвался от бумаг.
– Воспитанник Шевчук рот зашил.
– Как «зашил»? Какой рот?
– Свой рот зашил, товарищ подполковник. Нитками.
– Что за чепуха? – недовольно поморщился начальник, тем не менее поднялся из-за стола и стал одеваться.
– Как было дело?
– Не знаю, как было дело, а только я прихожу – мне ребята рассказывают. Ночью он это сделал. И главное – как ухитрился – без единой капли крови. Сейчас отделение на завтрак нужно вести – не придумаю, как быть.
– Что значит «как быть»? Вести отделение на завтрак, по распорядку. А Шевчука… А Шевчука доставить ко мне!
Максим Кузьмич повесил обратно на вешалку шинель, фуражку и снова взялся за бумаги.
– И сестру медицинскую попросите ко мне! – распорядился он.
Но никакие счета ему уже на ум не шли: он отложил документы и стал обдумывать положение. Прежде всего он решил, что поступил правильно, не пойдя в отделение, как хотел сначала, сгоряча, а остался в своем кабинете. Смешно подниматься и стремглав бежать из-за всякого идиота, как сказала бы его жена Лена. Максим Кузьмич еще не знал подробностей, но ясно было, что Мишка придумал совсем новый и какой-то изуверский ход. Но как бы там ни было, а на этот раз Мишкино упрямство надо было сломить.
Услышав, что ведут Мишку, Максим Кузьмич опять взялся за бумаги и долго не поднимал глаз на вошедших. А когда посмотрел, увидел: губы Мишки были действительно схвачены в нескольких местах, а у левого уголка их болтался длинный конец суровой нитки.
– Ну?.. – спросил Максим Кузьмич, стараясь быть как можно суровее. – Ну, как же мы с тобой разговаривать будем?.. На! Пиши! – Он подал Мишке лист бумаги и карандаш.
Мишка сел к столу и написал:
«Придется вам меня искусственным питанием питать, с другого конца».
Максим Кузьмич прочитал и наложил резолюцию:
«Отказать, так как рот я тебе не зашивал».
Мишка в ответ написал свое:
«Ничего! Вы вокруг меня на цырлах будете ходить и гуся подавать».
– На цырлах – это что?.. На носках, что ли? – спросил Максим Кузьмич. – И гуся, значит, подавать?.. А баланду хочешь? Да тебе и баланду нечем есть, ты сначала рот расшей.
Мишка выслушал; в глазах его блеснул упрямый огонек, и он опять написал:
«А помру – вам же хуже будет: отвечать придется».
– За что? – удивился Максим Кузьмич. – Похороним – и все. Знаешь, там, в углу, за стадионом. Только без почестей. У нас бланки есть? – спросил он стоявшую здесь же медицинскую сестру.
– Какие бланки?
– Ну, на умерших! – рассердился на ее недогадливость Максим Кузьмич.
– Нет, – простодушно ответила сестра.
– Как так «нет»? Заготовить немедленно, – строго приказал Максим Кузьмич. – А то он помрет, а у нас бланков нет. Как же так, без бланков?
– Ну, а пока не помер, что с ним делать? – спросил Суслин.
– А пока не помер, в изоляторе пусть побудет, – ответил Максим Кузьмич.
– В каком? В медицинском? – испугалась сестра.