Он, проламывая тонкий лед, намёрзший вдоль берега, замер на мелководье, привстав на хвосте и готовясь к неминуемой боли.
Опаньки
Уплывал он осенью вернулся зимой. Светило, прорываясь через серые грязные тучи, тусклое, зимнее солнце, больше похожее на бельмо. Дул, вытягивая последнее тепло из тела, порывистый ветер, бросаясь колючим снегом в лицо. Холод был такой, что зуб на зуб не попадал. А ему еще откапывать из-под снега свою одежду
Ну, Алексей Петрович, хватит блажить Двигать надо, пробурчал он сам себе под нос, направляясь к берегу, и тут спасительная рука выскользнула из кромежа, схватила его и протащила по черно-белому коридору, словно безвольную рыбину, бросая на больничную кровать.
Попался! пробухтел Иван Александрович, его заместитель, накрывая Алексея упоительно теплым одеялом. Можно подумать, у меня других дел нет, как тебя караулить. Береги уши их тебе точно оборвут!
Спа только и успел сказать Алексей, и тут его снова накрыли боль и беспамятство, совсем как в первый раз тогда он посмел возмутиться водному змею прямо в лицо, требуя Наташу, и его скрутил водный смерч, выплескивая прямо на берег, где уже ждали тьма и боль. Ничего не меняется!
Она сняла перчатки и машинально сунула их в карман шинели под опешившим взглядом лакея тот как раз протянул поднос для них. Надо признать отвыкла она от такого обращения, одичала еще скажут в высшем обществе! Пришлось вытаскивать перчатки и класть их как положено на поднос. Из кармана что-то выпало. Лиза, опережая услужливого лакея, сама живо наклонилась, удивленно подбирая с пола синюю, уже до боли знакомую чешуйку. И откуда она взялась в кармане?
Лиза нахмурилась, расстегивая шинель и позволяя лакею принять её. Грязную уличную обувь она все же сняла сама не позволила стащить. Отвыкла! Как есть отвыкла, а ведь помнила, как садился на диван отец и позволял лакею снимать сапоги. Матушка так же поступала. Дети, и Лиза в том числе, обслуживали себя сами, хотя у Наташи к тому времени уже была своя горничная. Лакей молчал и терпеливо ждал указаний.
Лиза принялась рассматривать чешуйку простая, без эфира. Не артефактная. Только откуда она?
На берегу, когда нашли Алешу, она не поднимала чешуйки их остались собирать Архип и какой-то совсем молоденький опричник. Саша как-то вскользь упоминал, что Опричнина награду объявила за каждую найденную чешуйку гривенник обещали платить. Так проще, чем выискивать чешуйки в округе силами полиции или Опричнины. Архип, конечно, не за гривенники чешуйки собирал сам вызвался помочь. Надо будет ему грамоту выдать за содействие полиции и награду выписать. И загнать в школу, чтобы учился уму-разуму. Хороший же парень, хоть и дремучий.
В анатомическом театре она тоже не прикасалась к русалке и тем более не брала чешуйки. Тогда откуда она? Лиза задумчиво пошла в свои комнаты, попросив подать поздний ужин туда.
Пальцы бездумно крутили чешуйку, запоминая каждый бугорок на ней. Если не она сама её взяла, то Линорм! Точно. Это он сунул свою любопытную голову ей в карман шинели. Это он, получается, разбрасывал по «Змееву долу» русалочью чешую, а они-то с Сашей чего только не думали по этому поводу. Это всего лишь глупый, неразумный линорм, а не чей-то коварный план. Ну надо же! Так в конце концов получится, что Шульц вообще ни при чем, а во всем виноват Перовский? Завтра с утра Лиза вспомнила, что с утра Саша будет на допросах. Значит, после обеда они с Сашей отправятся в «Змеев дол» серьезно разговаривать с Перовским.
Она, предупредив Ларису ни в коем случае не закрывать окна, легла спать сразу
же после ужина усталость давала о себе знать. В сон Лиза провалилась моментально. Снилось ей что-то смутное, радостное. Берег моря, веселый детский смех, убегающий прочь Митенька в матроске. За ним привычно летел бумажный воздушный змей. Дядька, ходивший за Митенькой, сидел в сторонке на пригорке и не вмешивался в детские игры. Лиза Маленькая, еще верящая маме Лиза сидела у кромки океана и собирала ракушки. Вода была теплая, ласковая, обещавшая хорошее будущее. Та вода еще не знала, что с головой накроет Лизу и заберет её семью. Солнце во сне клонилось к окоему, а потом с темнотой привычно пришла черная вода Балтики, бросая Лизу в допросную под мчащиеся в лицо удары. На губах стало солоно то ли от крови, то ли от липкого пота, в который её кинуло. Из кошмара её вытащило совиное уханье за окном леший, кажется, сильно волновался за неё.
Сердце заходилось в диком ритме. Во рту все пересохло. Дышать сквозь стиснутое болью горло было тяжело. Она сипела, как тогда, в детстве, когда умудрилась подхватить от деревенских ребятишек коклюш.
Лиза долго лежала в кровати, всматриваясь в погруженную в сумерки комнату и ища притаившегося где-то тут в тенях императора, потом её отпустило. Страх ушел куда-то вглубь души, обещая вернуться. Она заставила себя сесть, накинуть на себя шаль, пойти умыться, прогоняя липкий, пугающий сон, подойти к окну, откуда струился в спальню свет уличных фонарей, освещавших дорожки. Снега за окном нападало много только и торчали из него фиолетовые кончики не вовремя зацветших хохлаток. С седых сосновых лап то и дело падали огромные снежные комья.