Нет, видимо, не удастся отложить это дело на завтра. Вот он уже встал, прошёлся по комнате. Матильда знает не только выражение его лица, но и каждое движение. Он не усидит ни одной минуты без дела.
Ты не знаешь, послышался тихий голос, Бертольд Грингель в городе?
Кажется, да.
Очень хорошо. А Дидермайер?
Не знаю.
А Ганс Нушке?
Нет, он погиб на фронте.
Ты не хочешь пойти погулять?
Матильда внимательно посмотрела на мужа.
Может быть, лучше я приглашу их всех сюда? несмело сказала она.
Лекс рассмеялся:
Чего ты боишься? Теперь нам бояться нечего. Кажется, пришла именно та минута, когда надо показать всему миру, что в Германии тоже есть честные люди.
Это не опасно, Лекс?
Раньше у нас быть честным человеком всегда было опасно, улыбнулся он, думаю, что теперь эта опасность миновала. Ты понимаешь, у меня появилось чувство ответственности за всё, что происходит в нашем городе
При чём здесь ты?
Сам не знаю, но чувство это не исчезает. Пойдём.
Они пошли на прогулку, которая очень напоминала путешествие по кладбищу. Они заходили в знакомые дома и очень часто слышали:
Разве вы не знаете? Погиб на Восточном фронте.
Даже могила его неизвестна, так спрятали его гестаповцы.
Ничего не известно, пропал без вести.
Несколько старых друзей всё-таки нашлось. Многие ещё не пришли в себя от происшедших событий, и появление Михаэлиса озадачивало и смущало их. Однако это чувство очень скоро рассеивалось, слишком хорошо знали они Лекса, совершенно точно знали, за что гитлеровцы посадили его в концлагерь. В сердцах уже зарождались смелые и очень радостные мечты, но высказать их ещё не решался никто.
Завтра пойдём в комендатуру, поговорим с комендантом, решил Михаэлис.
Это предложение кое-кому показалось очень смелым.
Может быть, пусть они нас позовут, предложил Дидермайер.
Откуда они знают кого звать?
И это правда, тихо сказал Грингель. Мне немножко боязно, но я понимаю надо идти.
На другой день утром небольшая группа людей появилась перед зданием комендатуры большим кирпичным домом, над входными дверями которого развевался красный флаг, а сбоку виднелась вывеска на русском и немецком языках: «Комендатура города и района Дорнау». Фасад дома был украшен широкими красными полотнищами и лозунгами.
Немного удивлённый часовой предложил Михаэлису и его друзьям подождать, вызвал дежурного офицера, и через несколько минут немцы уже сидели в кабинете капитана Соколова. Ещё не зная, с чем пришли гости, он присматривался к ним очень внимательно. Нет, это не могли быть спрятавшиеся гитлеровцы, уж очень измученными были их лица. Неуверенность сквозила в каждом их движении, но сквозь эту неуверенность пробивалась радость. С чем они пришли, капитан сразу понять не мог и потому выжидательно молчал.
Слушаю вас, сказал он, когда пауза показалась уж слишком долгой.
Как будет дальше жить наш город? спросил Дидермайер.
И вся Германия? прибавил Михаэлис.
Давайте сперва познакомимся, товарищи, улыбнулся Соколов. Я очень рад, что вы пришли. И давайте поговорим о том, как будет дальше жить город и вся Германия.
Они говорили сперва несмело, а потом стали открыто высказывать всё, что их волновало. Они говорили о маленьких кусочках суррогатного хлеба, который получают далеко не всё. О детях, которым в эти голодные дни приходится очень туго. О мёртвых заводах Дорнау. О том, что в водопроводных кранах нет воды, а под развалинами гниют тысячи трупов. И ещё о том, что они очень хотят, чтобы слово «немец» перестало быть равнозначным слову «фашист», потому что это неправильно.
Вошёл полковник Чайка, присел на стул в углу, прислушался, кивнул Соколову. Капитан понял следует продолжать разговор.
Ну, хорошо, товарищи, сказал капитан, а кто же всё это будет делать? Кто будет строить новую Германию, о которой вы мечтаете? Комендатура?
Михаэлис растерялся. Об этом он ещё не думал.
Нет, конечно, не комендатура,
сказал он, но ведь власть в ваших руках.
Да, конечно, власть в наших руках, ответил Соколов, но паша задача только создать условия для строительства новой демократической миролюбивой Германии, а создавать свою страну будете вы сами.
Как мы это будем делать? растерялся Дидермайер.
Об этом подумаем все вместе. А для начала, мне кажется, будет очень правильно, если большую часть власти, сосредоточенную в руках комендатуры, мы передадим вам.
Соколов посмотрел на Чайку, тот улыбнулся, значит, линия правильная, так и надо продолжать.
Вы хотите назначить бургомистра? спросил Дидермайер.
Назначить? Кого? Ведь мы здесь люди новые, никого не знаем, значит, и выбор наш может быть ошибочным. Конечно, со временем, когда отменят военное положение, будут проведены муниципальные выборы, и бургомистра выберут тайным голосованием. А пока мы попросим вас избрать его из своей среды. Ваше предложение будет наверняка более правильным, чем наш выбор, потому что вы знаете здесь всех.
Он должен быть обязательно коммунистом? спросил всё тот же Дидермайер.
Нет, ответил Соколов, он обязательно должен быть честным человеком, но мы, конечно, ничего не будем иметь против, если на этом посту окажется коммунист. Однако, повторяю, принадлежность к партии тут не решает дела, среди социал-демократов было тоже много честных людей.