А за корзинкой и крынкой я вечером прибегу. Как коров пригонят. Пояснил Степка и довольный побежал по своим мальчишечьим делам.
Тёма занёс продукты домой и принялся придумывать, что бы съедобного из имеющихся припасов сотворить.
Этой ночью Славка спал спокойно и крепко. Удобная кровать, новое, чистейшее белье, запах свежего, еще не обветшалого сруба, тишина и покой. Уже под утро привиделся ему необычный сон.
«Ясное весеннее утро. Снег почти растаял, реки освободились от толстого, ледяного панциря и широко разлились, затопив пойменные луга. Воды Оми бурлили вокруг опор Железного моста, лишь немного не дотягивая гребнями мутных, темных волн до настила проезжей части. Половодье.
Солнышко ощутимо пригревало, так что и в фуражке уши не мерзли. На нём серая длиннополая шинель, перетянутая портупеей и поясным ремнем. На плечах золотые погоны. На боку кобура почему-то с браунингом, на груди
чехол с биноклем. Бойцы его роты выстроились в две длинные шеренги, поблескивая примкнутыми штыками, перегораживая спуск с моста на Дворцовую надвигающейся людской массе. Сам Вяче сидел в автомобиле тот самом Бенце, который осматривал накануне, но не за рулем, а рядом с солдатом-водителем в кожанке и очках-консервах на глазах.
За спинами солдат Ильинская церковь, сияющая золотом крестов над зелеными куполами, пустая площадь и дворец генерал-губернатора с развевающимся на ветру имперским знаменем с двуглавым орлом. А сверху, с горки, от самого начала Любинского проспекта вытекает широким потоком сонмище людское.
Тысячи и тысячи шагают ряды демонстрантов, требующих свержения монархии и власти царя Николая Второго. Впереди идут рабочие и бывшие солдаты в серых шинелях с красными лентами на мохнатых папахах. В руках у них винтовки. А над головами их грозно поблескивают стальными иглами штыки, реют алые флаги, колышутся кумачовые полотнища транспарантов, на которых белым по красному намалевано: «Смерть буржуазии и ея прихвостнямъ! Да здравствует красный террор!», «Долой самодержавiе!», «В борьбе обретешь ты право своё», «Да здравствуетъ Республика!». Они громко пели «Марсельезу», затем почему-то без перехода сменившуюся на «Интернационал», грозно обещая разрушить мир до основания и построить собственный, новый.
В первом ряду он с болью и удивлением увидел Варвару Белозерову. Она, улыбаясь, шла в легком светлом пальто, с повязанным на шее алым шелковым шарфом и красным бантом, приколотым на груди, и с непокрытой головой. Локонами ее темных, вьющихся волос играл легкий ветерок. В затянутых лайковыми перчатками руках светился пышный букет алых тюльпанов.
Выглядела Варвара сурово-решительной, как истинный символ, воплощение всепобеждающей пролетарской революции, и одновременно нежно-уязвимой русской девицей-красавицей. С надеждой и верой смотрела она вперед, в будущее, куда-то поверх крыш городских домов, блестящих после недавнего дождя в лучах ласкового весеннего солнца, вся в ожидании чего-то важного, прекрасного и таинственного.
Видя, что строй солдат недвижим, передние ряды демонстрантов начали замедлять ход. В этот момент откуда-то из поднебесья раздался механический гул двигателя. И над городом появился, сияя диском пропеллера, юркий истребитель-биплан Сопвич с российским триколором кокард на крыльях и бортах. Стрекоча мотором, он, зайдя от Дворцовой, пронёсся вдоль Любинской над самыми головами протестующих, едва не задевая их колесами, разметав по сторонам знамена и плакаты. Но не смог остановить их. Передние ряды, подпираемые сзади общим потоком, упорно продолжили идти дальше, приближаясь к линии солдат, возглавляемых Славкой.
Сделав свечку, Сопвич ушел ввысь и, развернувшись, снова налетел на толпу, пройдясь на бреющем и почти касаясь кончиками крыльев стен домов. В ответ вслед ему раздались первые выстрелы. Колонна неуклонно продвигалась, мерно ступая вперед, уже головой своей, выходя на мост.
Видя это, Вячеслав, неотрывно глядящий на Варвару, и мучительно раздумывающий о последствиях страшного и неотвратимого решения, все же отдал команду, и в небо взвилась зеленая сигнальная ракета. Это был знак летчику. Откуда-то он знал, что за штурвалом истребителя его лучший друг Артем.
Новый заход аэроплана и на этот раз над улицей разнесся грохот пулеметной очереди. Сначала куда-то поверх голов, а затем широко пройдясь огненной метлой вдоль улицы. Пули, цвиркая, высекали искры и осколки из неровных серых камней брусчатки разом опустевшей мостовой.
Революционная масса, недавно монолитная и сплоченная, мгновенно утратила стройность своих рядов. Потеряв организованность, обезумевшая толпа в панике бросилась в стороны. Люди падали, толкали друг друга, стремясь найти укрытие в подворотнях и проулках от несущей смерть крылатой машины. На месте осталась лишь Варвара. Она бестрепетно и неотрывно смотрела на Славку. Глаза в глаза.
Когда гул мотора стих и на проспекте не осталось никого, Хворостинин, давно уже поднявшийся с сиденья и напряженно вглядывавшийся в происходящее по его приказу страшное действо, спустился с подножки автомобиля и отправился навстречу застывшей посреди моста девушке.