Тебя как зовут, братец?
Иваном, барин, сдернув головной убор, бодро отрапортовал, вытянувшись едва не во фрунт, возчик.
Вольно, боец. Что недавно со службы вернулся?
Так точно. Уволен в запас в прошлом годе.
Ну, будем знакомы. Меня Вячеславом Юрьевичем зовут. Привычно протянул ему руку и крепко пожал Хворостинин, вызвав немалое изумление вчерашнего солдата. И никакой я не барин. Простой человек, как и ты, Иван. Поехали, что ли? Чего ждать?
А вы что же, со мной, значится? Погодьте, я на облучок рогожку кину. Засуетился ломовик.
Не стоит. Зачем лошадку утомлять без дела. Пешком пойду, вот, как и ты.
Возчик, лихо заломив набекрень фуражку на русой, еще по-армейски коротко, остриженной, голове, осмотрелся зачем-то по сторонам, и только затем щелкнул вожжами:
Но-о, пошла родимая!
Гнедая кобыла дернула хвостом, отгоняя редких по осени слепней, привычно навалилась грудью на скрепленные через хомут оглобли и колеса с тихим поскрипыванием сделали первый оборот. Несмотря на неказистость и скромные габариты, крестьянская лошадка оказалась крепкой и выносливой.
Она, не сбавляя шага, без особого труда одолела подъем на мост. Затем, бодро цокая подкованными копытами по брусчатке, двинулась, управляемая хозяином, по Дворцовой.
Здесь, в каменных подвальчиках лепились один к другому небольшие фруктовые лавки, в которых продавался золотой кишмиш, чернослив, курага и орехи. Ароматными грудами рдели алыми боками верненские* крупные яблоки. Первые лавки Славка благополучно миновал, но потом передумал.
Бросив мужику:
Езжай дальше потихоньку, я догоню.
Сам стремительным носорогом сбежал по ступенькам вниз, в сумрачную прохладу сводчатого подвала. На табуретке посреди комнаты, перед широким прилавком, сидел на низкой табуретке одетый в меховую безрукавку средних лет худощавый татарин с черно-смоляной, короткой бородой. На бритой его макушке сияла золотым шитьем темно-синяя бархатная тюбетейка.
Салам, уважаемый, а хороши ли яблочки?
Вягаляйкемяссялам! Самые наилучшие, угощайтесь, эфендэ.*
Не откажусь, Вяче ухватил ароматный, яркий фрукт и, протерев о рукав, аппетитно вгрызся в сочную, хрусткую мякоть. Вк-ку-сно, почти промычал он, не прекращая жевать. А дай-ка ты мне, братец, килограмма три, заметив непонимающий взгляд торговца, попаданец поправился. Штук двадцать накидай. И еще кишмиша фунт, и чернослива самого наилучшего фунт.
Получив все запрошенное, Вяче с полными руками покупок резво устремился вслед за успевшей почти скрыться из вида телегой. Возница, заметив нанимателя, со всех ног бегущего вслед, остановил лошадку. Тогда и Славка сбавил обороты. Сгрузив новые покупки у борта повозки, протянул возчику яблоко покрупнее.
Вот держи, Ваня. Вкусные, зараза, и сочные страсть. Угощайся.
Возчик рассыпался в благодарностях, словно «барин» совершил нечто выдающееся. От незаслуженной похвалы Славке даже стало не по себе.
На Атаманской, ведущей прямиком к парому на левый берег Иртыша, мощеная часть улицы заканчивалась. Но и по колдобинам гнедая тянула с прежней неутомимостью. Один за другим миновали стройную и строгую громаду Никольского казачьего собора и польский костел, из раскрытых дверей которого в этот предвечерний час доносились звуки органа и песнопений на древней латыни. Прошли стоящую в отдалении, но хорошо различимую мечеть с округлым куполом и минаретом. Муэдзин молчал, видно, не наступило еще время для призыва правоверных к молитве. Весь путь занял в итоге едва полчаса времени. В чем Вячеслав легко смог убедиться, не без удовольствия посмотрев на минутную стрелку недавно приобретенных часов.
Ко времени его прибытия, Артема нигде поблизости не наблюдалось. Логично предположив, что дел у того хватает, а значит, надо устраиваться с возможным комфортом. Потому для начала уговорился с возницей что тот будет сидеть и ждать никуда, не отлучаясь, а сам прошел на вокзал, чтобы выпить горячего чая в буфете. От бутербродов и кулебяк он, скрепя сердце, отказался, твердо постановив сам себе, что ужинать они будут вместе.
Время от времени поглядывая на «ролексы» и всякий раз любуясь их сдержанно-изысканным обликом, Хворостинин здраво рассудил, что раз Артем задерживается, то запросто может не успеть прикупить угощение для соседей. Близился час закрытия лавок, и следовало поспешить.
«Заварка не пропадет, а баранки и калачи, если что, все одно съедим или соседским мальчишкам раздарим».
Сказано-сделано. Фунт отборного байхового черного чая и ароматная связка свежих только утром испеченных баранок заняли свое место на телеге. Темнело. Солнце опустилось почти до края горизонта, расцветив редкие облака в пурпур и золото. Славка, успевший проголодаться, несмотря на съеденный обильный обед, не удержался, сорвал одну баранку и принялся с аппетитом жевать.
Потом, прикинув, что возможно друга придется ждать еще долго, купил у торговки кулек жареных семечек. Ими он опять щедро поделился с бывшим солдатом. Заранее прекращая вероятные отнекивания или, что еще хуже, долгие изъявления признательности «дембеля», коротко бросил: «Угощайся, боец». Вытянул из общей стопки первый том «Книги для купцов и приказчиков» и, отойдя в сторонку, уселся на лавке, глядя на широкую предзакатную гладь родного Иртыша. Насмотревшись вдоволь, принялся за чтение. Текст, написанный живым, простым и понятным языком, присущим качественным произведениям той эпохи, неожиданно увлёк, и он даже не заметил, как пролетело время.