Андрей, это твои слова? спросил Князев.
Секунду Щербатов колебался. Он был убежден, что идея эта исходила из глубины его сердца, но не мог вспомнить, когда и как ее сформулировал. По всей видимости, случилось это в Петрограде но до болезни или после? Он вспомнил чекистку Сашу Гинзбург, как она вытирает с лица кровь человека человека, убитого им. Как же все перемешалось на этой войне
Разумеется, это мои слова. Хотя иногда я полагаю, что не только мои: они сотканы из чаяний множества людей. Что ты намерен предпринять, Федор?
Князев глубоко затянулся трубкой.
Я дождусь комиссара, которого они пришлют мне. Третьего. Бог любит троицу. Посмотрю, смогу ли работать с ним. Пораскину умом, что к чему. Там решу.
Как знаешь. Комиссара потом или сам расстреляй, или в контрразведку сдай. Живьем не отпускай. Я не буду повторять тебе пропагандистские клише о том, что все они исчадия ада и спят и видят, как бы сгубить Россию. Есть среди них и идеалисты, искренне стремящиеся ко всеобщему благу. И эти куда опаснее пройдох и оппортунистов. На каждом из них на ком десятки, а на ком сотни и тысячи жизней.
А почем ты знаешь, что я тебя
не расстреляю, Андрей? Я обязан вообще-то как краском.
Я и не знаю, Щербатов пожал плечами. Но я знаю, что ты, Федор разумный человек и не станешь лишать себя выбора. К анархистам ты полк не уведешь, они слишком далеко на юге. Черное знамя тебе не поднять, значит, или красный флаг, или триколор. Ты ж не интеллигент какой-нибудь, руки заламывать не станешь, ах, мол, я слишком морально чист, чтоб выбирать между большим и меньшим злом. Ты знаешь, что выбор неизбежен, и сделаешь его.
Многовато ты знаешь за меня, Андрей, улыбнулся Князев. Вот как поступим мы. Сейчас Лекса проводит тебя туда, где ты сможешь отдохнуть и поесть с дороги. Если кашей из нашего котла не побрезгуешь. Офицерской кухни у нас тут нету. После приходи сюда, ежели хочешь. Посидим, вспомним старые времена. Но о насущных делах ни полслова больше, понял уговор? Утром свезем тебя на станцию, повезет дождешься поезда на Казань. Так и разойдутся наши пути.
Глава 6
Старший следователь ПетроЧК Александра ГинзбургОктябрь 1918 года
И теперь она уже четверть часа слушала стихи.
Вот эти произведения вы сегодня читали на Исаакиевской площади? спросила Саша у задержанного, взлохмаченного интеллигента со сбившимся набок галстуком. Под глазом его набухал фингал.
Не только. Еще читал из моего сборника Одинокий голос разума, вот эту поэму
Не надо! Полагаю, основную тенденцию вашего творчества я уловила. Скажите лучше, зачем вы это делали? С какой целью?
Я хотел напомнить людям, что они люди прежде всего. Не масса, не представители классов, не винтики машины. Индивидуальности. Люди. Я хотел пробудить в них совесть. Потому что у вас, большевиков, материальные ценности преобладают над духовными, и вы уничтожаете в человеке личность.
А по-моему, эти стихи персонально о вас, а не о каких-то там людях, заметила Саша. Глаз вам при задержании подбили?
Нет, там, на площади.
Благодарные слушатели, значит. Ну, допустим, каким-то образом ваши стихи пробудят в них совесть. Духовное станет важнее материального это у голодающих-то? Сомневаюсь. Личность ну вот мы, разумеется, уничтожаем ее, а вы своими стихами как-то возрождаете. А дальше что? Мы от этого перестанем быть на войне?
По вашему мнению, на войне хороши все средства?
На войне все средства, ведущие к цели, одинаково хороши и законны, и победителя вообще не судят ни любящие родную землю, ни современники, ни благоразумные потомки, Саша процитировала недавнюю фронтовую сводку.
Эта позиция ведет к неисчислимым бедам.
Возможно. Я ее разделяю лишь отчасти. Потому что сказали это не мы, а те, с кем мы воюем. Цитата из приказа по армии белого генерала Алмазова, если быть точной. А вы говорите совесть
Но ведь надо же не забывать и про совесть, тихо сказал задержанный.
Знаете, время такое теперь
Вспомнив про время, Саша глянула на часы и разозлилась на себя. На что она потратила рабочее утро! Она же следователь, а не проповедник.
На этом стуле нередко сидели люди, ведущие себя гораздо более осторожно. И все же она отправляла их на расстрел, потому что они были опасны. Этот не был. Для самого себя разве что, но такое уже не в ведении ЧК.
Вы же врач, Саша посмотрела в документы, в Мариинской больнице. Вот и работайте врачом. Спасайте жизни. А проповеди
на площади не ваше это призвание.
В кабинет без стука зашел матрос.
Тебя к Бокию, срочно, товарищ Гинзбург. Этого, кивнул матрос на задержанного, в камеру?
Да ну, какое там, ответила Саша. Этого выпроводить.
Хотела добавить пинком, но сдержалась. Матрос по привычке дернул было рукой, чтоб отдать честь, но под укоризненным Сашиным взглядом осекся.
Не читайте стихов своих больше, Саша вернула задержанному его документы. Ни в ком они не пробудят совесть. Да и написаны отвратительно, если честно