Подождите, мне нужно! закричал Михайлов, бросился к девушке и, оттолкнув ее, забежал в туалет и закрыл за собой дверь.
Ненормальный! Хам! возмутилась за дверью девица.
Михайлов открыл кран и умыл лицо холодной водой. Спокойствие очень быстро вернулось к нему, и он снова чувствовал себя самоуверенным мафиози.
Расправив плечи и сделав глубокий вдох, со словами «С богом» Виктор Максимович поднял крышку сливного бочка и, увидев на дне пустой емкости черный «макаров», остолбенел. Только сейчас он понял всю серьезность происходящего. Реальность обрушилась на него, лишив способности думать и соображать.
Михайлов, не моргая, смотрел на оружие, а по его щекам катились крупные слезы. Он был словно в коме. Адская боль вывела его из этого состояния. Виктор Максимович с такой силой сжимал в руках крышку бачка, что их свело судорогой. Михайлов, медленно разжимая пальцы, осторожно положил крышку на пол и обессиленный опустился на кафель. Чтобы прийти в себя, он встал на четвереньки, подполз к раковине, открыл кран и с остервенением начал умываться, с силой растирая лицо. Повторная процедура с холодной водой на этот раз дала совершенно противоположный эффект. Вместо того чтобы успокоиться, Михайлов впал в истерику. Виктор Максимович рыдал, еле сдерживаясь, чтобы не закричать. Теперь убийство, которое он должен был совершить, не казалось Михайлову таким уж легким и красивым. В сознании Виктора Максимовича проносились мысли о том, что он делал все не так, что с самого начала он поступал неверно. И даже одежда, которая была на нем, совершенно не подходила для задуманного. Теперь он точно знал: чтобы спрятать оружие, нужно было надеть пиджак, а не свитер. Его бесило, что он так легкомысленно отнесся к предстоящему делу и не продумал пути отхода. И тут он вспомнил слова Илюши о главном правиле, которое звучало в фильме. «Чтобы отвлечь от себя внимание, после выстрела нужно бросить оружие». Виктор Максимович ухватился за эту спасительную мысль.
Он отключил воду и взглянул в зеркало. Увидел там чужое воспаленное красное лицо, искаженное гримасой страха, и глаза с растерянным детским взглядом. Ему захотелось, как в детстве, убежать, где-нибудь спрятаться, дождаться, когда все закончится, и только потом как ни в чем не бывало появиться. И сказать, что он не виноват, потому что ничего не знал. Михайлов усмехнулся, пожалев, что детство давно прошло, и, собравшись с силами, дрожащими руками взял пистолет. Сунул оружие в карман брюк. Открыл дверь и вышел из туалета. В коридоре на него набросилась уже знакомая девица, которая продолжала что-то кричать о его хамстве и ненормальности. Не обращая на нее внимания, Михайлов прошел мимо. Он появился в зале ресторана и остановился у барной стойки.
Убедившись, что официант отошел от Меньшинского, Михайлов сунул обе руки в карманы брюк. Неуверенно и медленно он стал приближаться к своей жертве. Со стороны он был похож на человека, который немного перебрал с выпивкой. От напряжения у Михайлова вспотели ладони. Чем ближе он подходил к Меньшинскому, тем сильнее у него дрожали и подкашивались ноги. Мысленно Виктор Максимович твердил одну и ту же фразу: «После выстрела оружие необходимо бросить, тогда внимание...»
Михайлов не успел ее закончить. Не дойдя всего нескольких шагов до Меньшинского, он оступился. Указательный палец правой руки,
лежавший на спусковом крючке, непроизвольно дернулся, и раздался выстрел. Михайлов прострелил себе бедро. Он издал истошный вопль и начал падать. Пытаясь удержать равновесие, Виктор Максимович в падении выбросил правую руку, в которой был пистолет, вверх и от напряжения два раза выстрелил в потолок. Закончив про себя фразу о главном правиле киллера, с криком: «Я убью тебя, сука!», он бросил пистолет в лицо Меньшинскому.
Глава 10
Кому?
В отличие от напарника Гуров был спокоен или, во всяком случае, казался таковым. Расположившись за своим рабочим столом, полковник забросил ногу на ногу и неторопливо потягивал только что раскуренную сигарету. Четвертую по счету с тех пор, как они с Крячко вернулись ни с чем из аэропорта. Пепельница стояла по правую руку от сыщика.
Сержанту, которого мы взяли с собой. Какого черта этот кретин вмешался! Стас криво усмехнулся. Оказывается, еще не перевелись на Руси ушлые ребята.
Он был осетином, Гуров глубоко затянулся.
Что? обернулся Крячко.
Сержант, застреливший Савотина, был осетином, пояснил напарник. Ты разве этого не заметил?
Некоторое время Крячко непонимающе смотрел на Гурова, отчаянно пытаясь вникнуть в смысл последних произнесенных им слов. Он перестал дефилировать по кабинету и остановился, скрестив руки на груди.
И что это должно означать? При чем тут его национальность? спросил он наконец, так и не придя ни к какому умозаключению.
Я просто хотел внести ясность.
Спокойствие и равнодушие Гурова были не более, чем напускными. На самом деле полковник старательно и сосредоточенно искал выход из сложившегося положения. Со смертью Савотина для следствия была потеряна единственная тоненькая ниточка, ведущая к убийце Равца. Версия с загрантурами, с которыми был завязан и покойный директор театра, казалась сыщику наиболее вероятной. Хотя бы учитывая тот факт, что никакой другой они с Крячко попросту не располагали. И что теперь?.. В связи с гибелью Савотина все концы обрублены?