Почему? спросил Арман.
Не понимаете? казалось, удивился виссавиец. Он целитель. Для него почувствовать чужую беду и пройти мимо, если мог помочь, это самое страшное преступление. Надеюсь, пройдет, если не пройдет, я попрошу целителей душ об этом позаботиться, иначе ему будет сложно выжить в Кассии.
Арман вздрогнул.
А пока, прошу вас, будьте осторожнее. В следующий раз он может не простить даже вам. А он вас настолько любит... что обида на вас разобьет ему сердце.
На следующий день Арман приказал отдать сколько угодно золота, но выкупить у Оуэна его мальчишку. И дал себе слово, что более ни один «приятель» не заглянет в их городской дом. Ибо с него хватит.
***
Воспоминание вспыхнуло и погасло, в один миг. Армана грубо схватили за плечо и швырнули на пол. Врезавшись в тюфяк с больной старухой, Арман сжался, ожидая нового удара, и вздрогнул от прозвучавшей в голосе Эдлая угрозы:
Не смей трогать моего воспитанника, виссавиец!
Синяя ткань коснулась плеча, когда виссавиец, резко развернувшись, ответил:
Тогда скажи своему воспитаннику, чтобы он не прикасался к вождю.
А потом тот же голос, но гораздо мягче:
Элизар?
Взгляд вождя, ошеломленный, испуганный, даже в чем-то по-детски наивный, скользнул по зале, голос дрожал беспомощностью, а вопрос заставил Сеена довольно улыбнуться:
Он бы меня не простил?
Вождь схватил за грудки замершего рядом виссавийца и выкрикнул:
Не простил, правда? За каждого из них бы не простил? Ответь!
Не простил бы, прошептал виссавиец. Жестокость к кому-то помимо себя было почти единственным, что он не мог простить. Даже своему брату.
Элизар покачнулся и прижался лбом к створке двери. Все молчали. Тяжелое это было молчание, полное боли, всхлипов и стонов. Арману вновь захотелось убраться прочь из этой залы, восстановить покой внутри, сдаться и забыть. Обо всем.
Ты выиграл, мальчик, прохрипел вождь. Целители вернутся в Кассию, радуйся. Уже сегодня мои люди помогут больным в твоем замке.
Как скажешь, вождь, ответил Арман, поднимаясь.
А теперь ты мне покажешь то, что хотел показать, и мы распрощаемся.
Потом вождь долго стоял в кабинете Эдлая и смотрел на широкий стол, над которым магия воссоздала миниатюрную копию знакомого Арману леса. Над серым болотом, единственным, что осталось от дома, от Эрра, от сестры и мачехи, возвышался переливающийся синим, полупрозрачный купол. Магия их убила. Магия должна была защитить их покой.
Внутри купола, над болотом, висела миниатюрная каменная плита. На плите сидела женщина, рядом с ней спала, положив ей голову на колени, маленькая девочка. Эрр...
вернее, статуя с его лицом, стоял рядом, устремив задумчивый взгляд на восход.
Жрецы говорили, что после смерти душа умершего некоторое время плутает по этому миру, навещая тех, кто ей был дорог, присматривая за ними. И лишь с рассветом после ритуала забвения уходит за грань окончательно. Арман посмотрел в окно: небо над стенами замка просветлело, звезды начали бледнеть. Еще немного...
Прощай, брат, прошептал Арман.
Erech zecham, Nerian (спи в покое, Нериан (висс.)), эхом ответил ему вождь. Erech zecham, Astrid. Erech zecham, Lilianna. Я прикажу своим хранителям смерти создать купол над их... могилой.
Тихо хлопнула за спиной Армана дверь, скатилась по щеке слеза. Последняя и невесть откуда взявшаяся. И тотчас на плечо легла тяжелая рука Эдлая, а душу вновь окутал ледяной покой.
Ты молодец, мой мальчик.
Я знаю, холодно ответил Арман, отворачиваясь от окна. И даже взгляда не бросил на забытый в одно мгновение макет. А теперь, если позволишь, я удалюсь в свои покои. Отдыхать.
Жизнь продолжалась. Жизнь радовала новым днем и нежно-серебристым рассветом.
18. Брэн. Страх
Это для тебя, кивнул дозорный на каурую, низкую лошадку, которую держал под уздцы бледный и необычно задумчивый Кай. И девушку с собой возьми. Жерл хоть и милостив, а возиться с вами ему некогда.
Брэн больше не сопротивлялся, возьми так возьми, ему-то что. Он легко вскочил на кобылку, погладил ее по шее, прошептав пару заветных, успокаивающих слов и чуть улыбнулся, когда согрело душу ответное, ласковое тепло. Боевой конь под дозорным всхрапнул, сминая огромными копытами только выпавший снег, рука Кая осторожно коснулась бедра:
Он ведь будет жить?
Будет, заверил Брэн, подавая руку Мие.
Не успела девушка устроиться за спиной, прижаться судорожно к Брэну, как конь под дозорным подобно черной стреле рванул к высоким воротам. Понимая, что не успеет, что никто его ждать не будет, Брэн направил лошадь следом. Застучали копыта, распахнулась им навстречу темнота. Лошади легко летели по мостовой, отпугивая редких прохожих, соревновались с вьюгой, поднимая вокруг облако мелкого снега.
Ну же, миленькая, молил Брэн, проклиная дозорного на чем свет стоит. Куда уж малышке, да за боевым конем, да с двойной ношей?
Но ехали они не так и долго. Убегая от крепчавшего ветра, перелетели кони через узкий мостик, мелькнула по обеим сторонам речная гладь, над которой вздымались при свете фонарей снежные вихри. Проехала мимо карета, крикнул предупреждающе кучер, хлестнул кнут по гибким, плавным спинам вороных коней. Сволочь! К чему таких красавцев да так безжалостно?