Арман, в голосе Эдлая послышалась едва скрытая боль. У меня нет сейчас сил с тобой препираться.
Арман посмотрел на опекуна и вдруг сообразил, что Эдлай сегодня потерял сестру и друга. А эта девочка родителей. Но разве это было поводом делать из Армана няньку?
Но препираться он не стал. Приказал Аде отвести девочку в детскую и заглянул в глаза опекуну, пытаясь выдавить хоть слово. Не получилось. И когда умолк за высоким забором стук копыт, Арман в досаде прикусил губу и тихонько выругался. Почему иногда так тяжело подобрать слова? Почему хочется что-то сказать, знаешь, что даже нужно, а не знаешь что? И все вспоминается, как в обычно холодном взгляде опекуна бьется боль, и сердце вдруг замирает от беспомощности
А ведь Аланне тяжелее. Арман это знал, а все равно не мог себя заставить пойти к девочке, до позднего вечера заглушая муки совести бумажной работой. Ну, ради богов, что он ей скажет? Чем поможет?
И все было хорошо, пока на закате в кабинет Армана не заявился Нар:
Она не ест, не пьет, вообще ничего не делает, сказал он, отвечая на вопрос, который Арман так и не задал боялся задать. И маг говорил, что помочь не может. Маленькая она слишком, слабая навредить боится.
А я чем могу помочь? тихо ответил Арман.
Вы знаете, что она чувствует, не так ли? так же тихо ответил Нар, забирая поднос с нетронутой едой.
И Арман, просидев еще немного за бумагами, понял, что работать более не может.
В наскоро приготовленной для девочки детской медленно растворялись сумерки. Сидел на полу, прислонившись к стенке, огромный
игрушечный медведь, последние лучи солнца отражались в пуговичных глазах, оттого взгляд игрушки казался живым. Осуждающим.
Аланна сжалась в комочек между кроватью и комодом, дрожала от бесшумных рыданий и неистово теребила проклятый браслет. Она что-то шептала, не разобрать что, и вдруг замерла, заметив Армана, дернув браслет еще сильнее. Нить, и без того, наверное, некрепкая, с тихим треском порвалась, глаза девочки расширились от ужаса, желтые камушки покатились по полу, а Аланна взвыла так громко, что в ушах зазвенело.
И Армана прорвало. Не зная, что делает, не зная, зачем, он бросился к девочке, обнял ее за плечи и прижал к себе. Аланна рвалась из объятий, кричала, стучала кулачками по плечам и тянула за волосы и даже пыталась кусаться, но Арман держал крепко, молясь всем богам, чтобы она перестала плакать.
«Ну откуда в ней, такой маленькой и беспомощной, столько силы?» подумал Арман, получив локтем по носу и слизнув с разбитых губ набежавшую кровь.
Не реви, сказал он, гладя ее спутанные, еще влажные волосы. Пожалуйста, не реви так мы соберем камушки. И браслет соберем. Вместе. На крепкую нить, никогда не порвется обещаю, только не реви!
И девочка, как ни странно, послушалась. Расслабилась вдруг, обняла Армана за шею, уткнулась носом ему в плечо и вновь заплакала. Она жалась к Арману так сильно, как никто никогда не жался, шептала что-то, звала то мать, то отца, пыталась что-то сказать, не понять, что.
Вбежал в детскую Люк, прикусил губу и отвернулся, а в его глазах Арман уловил ту самую беспомощность, что недавно съедала и его самого. И стало вдруг легче, и на душе теплее. И слова сами нашлись, чтобы прошептать в ответ, и даже удалось скормить девочке сдобную булочку и напоить ее земляничным чаем.
Они с Аланной лазили по ковру на коленях, бережно собирая бусинку за бусинкой, а остаток ночи нанизывали янтарь на нить, камушек к камушку, каждый закрепляя крепким узелком.
Теперь точно не порвется, сказал Арман, завязывая концы нитей на запястье девочки. Синева татуировок вспыхнула, как бы узнавая, и девочка снова со слезами благодарности бросилась Арману на шею.
Остаток ночи он провел в детской девочка отказалась отпускать. Она плакала и плакала, как бы не в силах успокоиться, а Арман перебирал ее растрепанные волосы и шептал на ухо слова, глупые слова, хоть какие-то. Только бы не молчать. Только бы не слушать, как она плачет Шептал, пока не взошло за окном солнце и оба не уснули, прижавшись друг к другу.
Арману снился брат. Эрр, повзрослевший, серьезный, подошел к кровати, присел на ее краешек и, грустно посмотрев на девочку, погладил малышку по золотым волосам. Аланна улыбнулась во сне, потянулась к брату, и, на миг открыв глаза, вновь заснула, уронив ему голову на колени и обвив его пояс тонкими руками. Браслет медово поблескивал, отражая, вбирая в себя солнечный свет, взгляд Эрра струился незнакомым изумрудом, с пухлых губ его слетали слова заклинаний, и боль сходила с лица Аланны, а на сердце Армана становилось все теплее и теплее. Веки наливались тяжестью, тело прижимало к кровати. Солнечный свет расплывался, становился густым, как тот янтарь
Эрр, позвал Арман. Ты ведь настоящий, правда, Эрр? Не уходи опять
Куда я от тебя уйду? улыбнулся Эрр.
Арман удивленно моргнул, и медленно сел на кровати. Сновидение, столь реальное недавно, теперь свернулось клубочком в темном углу памяти. Комнату заливал солнечный свет, золотыми лужицами растекался по полу, отражался в пуговичных глазах медведя. Игрушечный медведь теперь не осуждал, скорее улыбался.