Так практически каждый день, иногда и не по одному разу. Их, в основном, порт интересует, но и по госпиталям со всем старанием бомбы кидают, и по жилым кварталам. Фашисты же. Только мы уж привыкшие, бьем их в хвост и гриву, вон, все побережье обломками самолетов усеяно. Где крыло оторванное, где фюзеляж или хвост, есть даже парочка почти целых. Морячки гарнизонные с ними фотографироваться любят, на память. Хорошие карточки получаются, правильные.
«Эмка», заложив крутой вираж, влетела в распахнутые ворота, притормозив возле двухэтажного каменного дома:
Вот и добрались. Спускайтесь в бомбоубежище, вход вон там, где часовой стоит. Я только машину под навес загоню, и следом.
Вперед, рявкнул Шохин, первым распахивая дверцу. Да не телись ты, старшой, живее давай! Ну?!
Да бегу я, бегу, аж вспотел весь, буркнул Степан, подхватывая с сиденья автомат а больше у него никакой поклажи и не имелось и торопливо выбираясь наружу.
Рвануло где-то совсем неподалеку, буквально в квартале отсюда.
И практически сразу еще раз, гораздо ближе настолько, что даже земля под ногами вздрогнула, упруго ударив в подошвы ботинок. А вот это уже плохо, хреново даже: по городу определенно работают
не пикировщики, а обычные бомберы, кидающие свои фугасные подарки с приличной высоты. И не прицельно, а вываливая их целыми сериями. И если первые бомбы легли позади, ударив вдоль улицы, то следующие да твою ж мать! Быстрее!
Шохин споткнулся, когда до входа в подвал оставалось буквально метров с десять. Попытался удержать равновесие, но не преуспел, плашмя растянувшись на изборожденном трещинами асфальте двора и выронив пистолет-пулемет, с лязгом отлетевший куда-то в сторону.
Дальнейшие события, не занявшие и нескольких секунд, отложились в памяти Алексеева нарезкой отдельных кадров, никак не связанных друг с другом: крутнувшись на месте, он в три прыжка оказывается возле товарища, подхватывая того за топорщащиеся над бушлатом ремни портупеи. Рывок и контрразведчик снова на ногах. Еще один и они сокращают расстояние до спасительного спуска вдвое. Метров пять, даже меньше. Сергей что-то кричит, кажется, требует бросить его и прятаться. Часовой у входа кидается навстречу, намереваясь помочь дурак, неужели не слышит пронзительного воя падающей бомбы?! Или нет никакого воя и никакой бомбы, а все это просто морок обостренного опасностью подсознания? Три метра. Все, похоже, успел: впихнув особиста в темный проем (хоть бы ноги на лестнице не переломал, не может же там лестницы-то не быть, подвал ведь?), Степан посторонился, пропуская ошалевшего от всего происходящего часового. Потеряв при этом еще полторы секунды.
ДУ-ДУМММ!
Поршень спрессованного взрывной волной воздуха ударил в спину, внося старлея в проем подвального входа и обрушивая на спину спускающегося часового. Следом сыпануло каменным крошевом, ноздри забила едкая вонь сгоревшей взрывчатки. Сорванную с петель металлическую створку двери впечатало в стену, круша штукатурку и кирпичи дореволюционной кладки.
«А ничего так полетал», скользнула самым краешком сознания мысль. «Ни хрена ж себе у меня везение, даже в родном тылу сразу вляпаться ухитрился. Не, точно, неправильный я попаданец, однозначно».
Глава 3
Геленджик, 10 февраля 1943 годаСознания Степан на этот раз не терял. Да и часовой смягчил падение, так что больше всего досталось контрразведчику, на которого они навалились уже вдвоем. Так что куча мала из трех человек внизу небольшой, ступеней в десять лестницы вышла что надо.
Может, слезешь уже с меня? язвительно буркнул Шохин, немилосердно пихая старлея в бок. Экий ты здоровый, аж не вздохнуть! Хорошо нашу морскую пехоту кормят, как я погляжу. Девка я тебе, что ли, чтобы на мне валяться? Ну, кому сказал?
Сейчас, Серега, помотал гудящей после взрыва головой Алексеев, боком сползая на усыпанный мелкими обломками бетонный пол.
Кому Серега, а кому и товарищ капитан, менторским тоном сообщил тот, с кряхтеньем прислоняясь к стене. Разговорчики, понимаешь
Виноват, товарищ капитан государственной безопасности, старлей сдвинулся в противоположную сторону, ощутив спиной шероховатую кладку. Протянув руку, помог сесть потихоньку приходящему в себя часовому, ошарашено мотавшему головой. Больше такого не повторится.
Автомат мой не видал?
Снаружи остался, походу, как раз там, где бомба рванула. Сходить, поискать? Глядишь, что-нибудь да осталось. Главное, чтобы серийный номер разобрать можно было.
Сидеть! рявкнул Шохин, до которого не сразу дошло, что товарищ шутит. Юморист, мля! Все, потопали в убежище, не ровен час, снова бомба упадет и это, помоги, что ль, подняться, похоже, колено зашиб
Давай, Степан поднял сдавленно шипящего от боли контрразведчика на ноги, протянул оброненную планшетку с лопнувшим ремешком, в которую тот вцепился, словно тонущий в спасательный круг. Ну, оно и понятно: хрен с ним, с автоматом, новый выдадут, не велика потеря, но потерять драгоценные бумаги для Шохина было смерти подобно. А в том, что помимо прочитанных им отписок Левчука с Аникеевым, там находится и еще что-то не менее важное, старлей ни секунды не сомневался. Поскольку ни разу не идиот, и все прекрасно понимает.