-Покайтесь! Покайтесь! Покайтесь! Ведомо мне, что в этом граде несколько лет назад тёмные язычники разрушили святую обитель и убили множество монахов. Но их кровь освятила землю сию. Отныне это святая земля, омытая кровью мучеников! И потому этот город соединён со славным городом Иерусалимом нерушимой связью. Дорога мученичества идёт отсюда в те места. Вы, каждый из вас может искупить свои грехи и отправиться в паломничество, которое освободит эти земли от зла язычества. Стены этого храма падут, а на их месте вырастет новый храм, посвящённый истинному Богу Господу нашему Иисусу Христу!
Александр даже подивился в этот раз довольно связной проповеди Аглаека и одновременно порадовался тому, что эту речь почти никто не понимает, и зрители воспринимали её больше с любопытством, чем с какими-то другими чувствами. Однако его радость была недолгой. Один из стражников стал громко переводить слова продолжающего кричать проповедника. При этом в толпе нарастал ропот. И вот когда друзья уже почти миновали собрание и выехали на дорогу к городским воротам, проделанным прямо в насыпи, толпа за их спиной взорвалась криками ярости.
Александр с мольбой в глазах посмотрел на Элезара, взглядом умоляя его не вмешиваться. Тот и сам застыл в нерешительности, прикусив губу, не зная, что делать в этой ситуации. Толпа была немаленькая. Человек сорок, а некоторые были вооружены, причём часть кричавших яростно стражи. Поделать в этой ситуации он мало что мог. Их бы просто растерзали. С другой стороны и оставлять проповедника, даже не попытавшись его выручить, тоже было никак нельзя. Хоть тот и сам был виноват в своём положении, но говорил он по сути правильные слова, во славу Христа. И просто бросить его, трусливо уехать это настоящее предательство Господа. Малодушие. Грех.
Но ситуация разрешилась сама собой ещё до того, как они успели сделать хоть какой-то выбор.
-Эти двое с ним! Они вчера вместе приехали! закричал один из стражников, показывая на Александра и Элезара рукой.
-Эй, эй погодите! Мы просто путешествовали вместе! крикнул Александр, подняв руки перед собой. Но его никто не слушал. Проповедника уже избивали, причём в основном женщины и даже дети, а мужчины, в том числе стража кинулись к ним с Элезаром.
Элезар попытался вытащить меч, но не успел. Толстый мужик с неожиданным проворством и ловкостью кинулся на его руку и повис на ней. Другой мужик стаскивал Александра за ногу с коня. Тот согнул колено и пнул мужика в лицо. Удар, однако, получился не слишком ловким и не особо удачным, хотя и помог. Не отпускающего его ногу мужика притянуло к коню, а потом просто оттолкнуло. Тот не удержал равновесия, отпустил его ногу и грохнулся в пыль.
Но уже подскочили следующие. Их обоих хватали и стаскивали на землю.
Когда Александра бросили в пыль, и он увидел занесённую над его головой ногу, то сразу сориентировался, схватил противника за вторую опорную и дёрнул. Мужик с криком полетел кому-то на руки. Но встать Александр не успел. Уже подскочил один из стражников и с хеком обрушил тупой конец копья ему на голову. Инок потерял сознание, не увидев, как Элезар раскидал нескольких противников, как четверо, включая двух стражников, повисли на франке, скрутили, связали и бросили в пыль рядом с Александром. Как толпа, забыв, зачем и с чего всё началось, кинулась к их тюкам, увязанным на мулах. Как из храма вышел довольно молодой жрец в зелёных одеяниях и громовым голосом, который больше подошёл бы какому-нибудь дородному попу, а не стройному юноше, остановил не успевший начаться грабёж и потребовал рассказа о том, что происходит перед вратами храма.
После объяснений, на которые ушло немало времени, по большей части потраченного на то, что бы прекратить бардак, в котором все перебивали друг друга, живописуя злодеяния пришлых христиан, постепенно нарастающие, как снежный ком. В апогее пересказа событий Элезар уже собирался поджечь храм Живы, а прочие убивали и резали горожан. Но к чести жреца он умело выяснил истину, останавливая завиравшихся рассказчиков и переходя от одного горожанина к другому, сумел прояснить картину достаточно ясно и достоверно. Не сказать, что услышанное вызывало у него улыбку, но и первоначальной враждебности поубавилось. А вот озабоченности прибавилось. Нападение уже состоялось, и он пока не очень понимал, как отыграть назад. Однако своей неуверенности внешне он не показал.
-Ведите всех троих в дом Святовита, решим их судьбинушку. махнул он рукой. К имуществу же приставил стражников, которые хотели было улизнуть. Поостыв, те, поняли, что сейчас творился самосуд и князю, узнай он, что в этом участвовала и стража вместо прекращения беспорядков и защиты путников, сие может, мягко говоря, не понравиться. Но ослушаться жреца они не решились.
Схваченных и избитых пленников повели не в храм, а в стоя́щий неподалёку дом одного из участников инцидента, богатого местного купца, чему тот был совсем не рад. Одно дело напасть и избить какого-то нищего бродягу, и совсем другое участвовать в избиении опоясанного мечом бойца, который просто не мог быть ничейным и никому не служить. Может, и родственник чей-то из знати. Какой-нибудь младший сын вождя, или судя по внешности и оружию какого-нибудь барона из франков, а может воин из хирда какого-нибудь ярла. За такое можно запросто и на кол сесть просто потому, что кто-то проговорится о том, куда их повели после нападения. А жрецы ещё и в стороне останутся. В нападении не участвовали, в храм пленных не отводили. Очень Святовит был не рад такому развитию событий и пытался понять, что же на них всех нашло за затмение.