И пусть. Норов поляк запихнул куда подальше, хирург он хороший, а доводить персонал до мокрых штанов одним фактом своего существования умеет не хуже моего. Потому я сослал его на подстанцию, чтобы больше опыта самостоятельной работы поднабрался. Но палка о двух концах вот он мне понадобился, и довольно-таки срочно, а найти его не могут. Уже и вслед за ним на вызов нарочного отправили, а ответа никакого.
И когда я уже начал думать над введением в жизнь запасного варианта, Моровский явился собственной персоной.
Здравствуйте, Евгений Александрович! Если я застрелю парочку кучеров, как думаете, суд меня оправдает? От лица поляка можно было прикуривать. У этого подлеца ось сломалась, видите ли. Больной в карете, нас вместе с ним тряхнуло знатно. А это чудо природы только затылок чешет: «знать не знаю, как оно приключилось».
Суд оправдает, да только ведь и следующие будут такими же, если не хуже.
Вы меня искали? Хорошо, что ваш посланец был с каретой, мы в нее нашего пациента перегрузили. А тут недалеко было, чем телефон искать
Очень хорошо. Переодевайтесь, будете ассистировать на холецистэктомии.
Кто-то особенный? осторожно поинтересовался граф.
Можно сказать и так. Пороховщиков.
Издатель «Русской жизни»?
Да.
Вот интересно, большинство вспоминает «Славянский базар», а Вацлав газету, к тому же закрытую.
С тех пор как я переехал, мы с Пороховщиковым встречались редко. У него своя работа, у меня своя. Общаться интересно, но всё времени не хватает. Вот так и скатишься до уровня новогодних открыток. Хотя хорошее, несомненно, помнить надо. В отличие от плохого, это можно и забыть. Вместе с человеком, который нехорошо поступил, конечно же.
Едва я пришел из церкви, позвонила жена Александра Александровича, Эмилия Карловна. Поехали на воды в Карловы Вары, там Пороховщикову стало плохо, вернулись и вот мы здесь, готовимся к операции. Сдвинулся отчего-то камень, пошел на выход, да застрял. Ну и самолечение до добра не доводит. Повторил все возможные грехи больных холециститом начиная от, мягко говоря, погрешностей в диете и заканчивая горячей грелкой под бок. Кстати, грелка от Келера. Прогресс, как говорится, в массы!
Пороховщиков лежал в постели, бледно-желтый, осунувшийся, с темными кругами под глазами. Настоящая панда. Пока везли больного из Староконюшенного недалеко, и километра нет, я решил, что оперировать буду «золотым» составом. С двумя ассистентами, опытной сестрой и лучшей анестезисткой. С Викой, конечно, приятно работать, но это не дренажи в разрезы пихать, когда всё на виду.
Традиционно уже начали моей командой «Приступим, помолясь». Шуточное напутствие двадцать первого века здесь превратилось в целый ритуал с крестным знамением.
Пока ассистенты Моровский и Малышев возились с разрезом, я вспомнил, как начинал операции под блюз. Считал своим талисманом. И даже стал напевать «Ай вент ту зы кроссроудз, фел даун он май низ».
А у вас приятный баритон, отметил Моровский. Никогда не слышал, чтобы вы пели. Это на английском?
Да, буркнул я, замолчав. Но выступать не планирую. Только в ванной.
Там все певцы, пошутил граф, и мы посмеялись.
Давайте работать уже. Коль скоро пузырь напряженный, через мини-разрез рисковать не будем. Вацлав Адамович, лигатуру на сосуды активнее накладывайте. Мышцы рассекаем Хорошо Андрей Германович, печеночные зеркала?
Готово!
Разрезик Ну вот и виновник торжества!
Желчный пузырь, как на картинке в учебнике, торчал в просвете раны. Огромный, багрово-синюшный. Не удивительно, что столько страданий причинял.
Помните, мы говорили об электрокоагуляции мелких сосудов? спросил
Моровский.
Вот как начну спать не по четыре часа, а хотя бы по шесть, так сразу и займемся, ответил я. Дело нехитрое, думаю, хватит пары десятков кроликов в жертву. Не отвлекаемся Пунктируем пузырь
Тут свет в операционной мигнул и погас вовсе. В самый ответственный момент.
Да чтоб тебя, а?! Что с электричеством?!
Хваленая немецкая динамо-машина дала сбой. Операцию мы доделывали по старинке, с керосиновой лампой. Вот и мечтай об аппарате ИВЛ и электрокоагуляции.
Как известно, лучший способ рассмешить бога рассказать ему о своих планах. Вот и я вместо спокойного чаепития получил звонок из приемного покоя.
Евгений Александрович, тут к вам полиция!
И сразу же в коридоре затопали казенные сапоги, дверь открылась, в нее ввалился грозный усатый околоточный, зацепив ножнами дверной косяк.
Господин Баталов? Собирайтесь!
Глава 3
Как известно, лучшая защита это нападение. А я не какой-то шаромыжник с Хитровки. Даже если меня арестовывать пришли, должны проявлять уважение.
Виноват, вашсокородь! вытянулся по струнке полицейский. Околоточный первого участка Арбатской части Иван Хрунов!
Что за дело у вас?
Ваше высокоблагородие, пристав наш, Емельян Алексеевич, плох очень. Уже и соборовали сегодня. Просил приехать, почти извиняясь, объяснил он.
Вы пешком?
Никак нет, на полицейском экипаже.
Жди, я сейчас соберусь, выйду. А Емельяну Федоровичу из прокуратуры вы не родственник?
Никак нет, не родня. Однофамилец!
Что ж за день сегодня? Все мои знакомцы, с которыми судьба меня свела в первые дни здесь, вдруг заболеть решили. И если про Пороховщикова с осторожностью можно сказать, что прогноз благоприятный Сам не заметил, как рука к столу потянулась, по дереву постучать. Говорят, летчики народ суеверный. Это от них пошла придурочная привычка употреблять «крайний» вместо «последний», им нельзя падать с трапа, а накрывать стол может только бортинженер. Но и эти граждане нервно курят в сторонке по сравнению с хирургами. Это мы можем оперировать только в «счастливом» костюме, стирая его каждый день, и ждать, когда освободится «свой» кран, хотя рядом будет незанятый. Хирурги создают целые ритуалы из пути к столу, обработки операционного поля, поговорок и присказок. Да, мы такие.