Наступила ночь, когда он наконец-то выбрался из метели и пепельного тумана. Однако запах дыма задержался на его коже, словно позорное клеймо.
Я заслужил, пробормотал Чарли себе под нос и снова провел рукой по лицу, чтобы вытереть давно высохшие слезы. Его глаза покраснели и саднили, как и его разбитое сердце. Я заслужил каждое мгновение ужаса, который со мной происходит.
Лошадь начала тяжело дышать, а от ее боков исходил пар, отчетливо видимый в зимнем воздухе. Она так устала, что замедлила шаг, и Чарли осторожно потянул за поводья, чтобы остановить ее, а потом неуклюже соскользнул с седла. Затекшие ноги ощутимо болели.
Чарли знал карту Варда не так хорошо, как Сораса или Корэйн, но он все-таки был беглецом, а не глупцом, и разбирался в ней получше многих. Поморщившись от боли, он достал из седельной сумки карту, начертанную на пергаменте, и, прищурившись, развернул ее. От Каслвуда его отделяло несколько миль; впереди простирался могучий лес, закрывая собой горизонт. При серебристом свете луны он напоминал черную стену.
Чарли мог и дальше скакать на восток, лелея надежду, что вековые деревья скроют его от погони. Однако Адира располагалась в противоположном направлении далеко на западе, прямо через вражескую территорию. Чарли вспомнил свою мастерскую, скрытую под разрушенным храмом. Пространство, заполненное перьями и чернильницами, штампами и восковыми печатями.
«Там я буду в безопасности. Это Чарли знал наверняка. До самого конца. До гнили завоеватели добираются в последнюю очередь».
К сожалению, путь в Адиру проходил слишком близко к Аскалу. Тем не менее Чарли не знал, куда еще ему идти. Перед ним простиралось слишком много дорог.
Не знаю, что мне делать! пожаловался он своей лошади.
Но та успела уснуть и никак не отреагировала.
Чарли состроил
гримасу, глядя на нее, а затем свернул пергамент в трубочку и потянулся к седельным сумкам, в которых лежали вещи и еда. «Этого хватит, отметил он, проверяя запасы. Хватит, чтобы добраться до ближайшего города, и даже останется».
Он не стал разводить костер слишком рискованно. Да и попытайся он это сделать, не факт, что у него бы получилось. Будучи беглецом, большую часть времени он скрывался в городах, а не в дикой глуши. Неподалеку всегда находились какая-нибудь захудалая таверна или погреб, где можно было переночевать, а фальшивой монетой или поддельным документом Чарли всегда мог обеспечить себе ночлег.
Я ведь не Сораса, и не Эндри, и не Дом, пробормотал он, отчаянно желая, чтобы кто-нибудь из Соратников оказался сейчас рядом с ним.
Он бы обрадовался даже Сигилле, которая за мешочек золота лично затащила бы его на виселицу.
И даже Корэйн, хотя в этом безлюдном зимнем лесу от нее было бы не больше толку, чем от него самого.
Сердитым движением он плотнее запахнул мантию. От нее несло дымом, но за этим зловонием по-прежнему можно было различить запах Воласка. Запах качественной шерсти, пролитой гожки и жаркого, потрескивающего пламени в каминах трекийского замка, оставшегося далеко позади.
Здесь я ничем не могу быть полезен. Как только слова повисли в воздухе, он испытал облегчение, пусть говорить было не с кем. Возможно, они меня слышат, добавил Чарли, печально глядя на звезды.
Они словно насмехались над ним. Если бы он мог сбить их с небосвода одну за другой, то сделал бы это незамедлительно. Но он лишь ударил мыском сапога по земле, расшвыривая по сторонам камешки и палые листья.
На глаза снова навернулись слезы. В этот раз он подумал не о звездах, а о Соратниках. Корэйн, Сораса, Дом, Сигилла, Эндри. Даже Вальтик. Все они остались позади. Все они сгорели дотла.
Теперь они стали призраками, прошипел он, вытирая глаза.
Уж лучше быть трусом, чем призраком.
По его позвоночнику словно пробежала молния, и Чарли с трудом удержался на ногах, не веря своим ушам.
Чарли знал этот голос так же хорошо, как свои перья или печати, которые кропотливо вырезал собственной рукой. Он звучал мелодично и напевно, а в словах, произнесенных на Верховном языке, едва угадывались нотки мадрентийского акцента. Однажды Чарли сравнил этот голос с шелком, скрывающим кинжал. Он был мягок и опасен, а также невероятно прекрасен, пока его обладателю этого хотелось.
Чарли моргнул и мысленно поблагодарил лунный свет, пронзавший ночной мрак. Он окутывал мир серебристым сиянием, отчего бледные щеки Гариона были похожи на фарфор. Ему на лицо спадали каштановые пряди с красноватым отливом.
Убийца стоял в нескольких ярдах от него и даже не пытался сократить безопасное расстояние. На его поясе висела знакомая Чарли рапира, легкая и предназначенная для быстрого обмена ударами. Но настоящую опасность представлял бронзовый кинжал, спрятанный под туникой Гариона. Каждый убийца-амхара носил такой при себе, поскольку он был символом принадлежности к самой лучшей и смертоносной Гильдии во всем Варде.
Чарли едва ли мог дышать, не то что говорить.
Гарион сделал шаг вперед. Его размашистая походка таила в себе уверенность и смертельную угрозу.
Но я не считаю тебя трусом, продолжил Гарион, приподняв затянутую в перчатку руку. Ты весьма отважен, когда того захочешь. Сколько раз ты побывал на виселице? Трижды? Он посчитал на пальцах. И при этом даже ни разу не обмочился.